Рассказы о привидениях

Элиас подумывал о том, что надо бы снова забрать тот последний риф, но ему не хотелось уступать победу в гонке, поэтому он решил ждать, пока другая лодка не возьмет риф, — ей тоже приходилось не сладко. Они все замерзли и промокли и периодически пускали по кругу бутылку с бренди.

Море фосфоресцировало в темноте вокруг лодки, вспыхивая зловещим светом в белых гребнях волн, окружавших другую лодку, которая рассекала светящуюся воду, оставляя за собой глубокую пенную борозду. В этом свете он различал даже концы канатов на соседнем судне. Он также видел команду на борту в штормовках, но поскольку они находились с подветренной стороны, то стояли к нему спиной и были почти полностью скрыты за высоким планширом, вздымавшимся вместе с волнами.

Внезапно в темноте показался белый гребень гигантского буруна, и через секунду он со страшной силой ударил в нос судна, где сидел Бернт. На мгновение фембёринг остановилась и неуверенно закачалась, треща шпангоутом от напряжения, но потом выровнялась и устремилась вперед, а волна покатилась дальше.

Все время, пока фембёринг боролась с буруном, с другой лодки доносились нечеловеческие крики.

Но когда все закончилось, его жена, управлявшая фалом, закричала:

— О Боже, Элиас, море забрало у нас Марту и Нильса! — и ее крик ножом вонзился в его сердце.

Это были их самые младшие дети, девяти и семи лет, которые находились на носу рядом с Бернтом.

— Крепче держи фал, Карен, или потеряешь других! — только и ответил Элиас.

Элиас быстро сложил четвертый риф и подумал, что следовало бы подтянуть и пятый парус, так как шторм все усиливался. Но с другой стороны, если он хотел провести лодку по высоким волнам, нельзя было полностью убирать парус.

Однако они продвигались с большим трудом, несмотря на частично зарифленый пятый парус. Море бушевало и поднимало снопы брызг. В конечном итоге Бернту и Антону, второму по старшинству сыну, который помогал матери с фалом, пришлось взяться за нок-рею — к этому средству прибегают только в самых крайних случаях, когда судно оказывается в безвыходном положении даже после зарифления последнего паруса — в данной ситуации пятого.

Судно соперников, которое на время скрылось из виду, вновь вынырнуло рядом с ними с тем же количеством парусов, что и на лодке Элиаса.

Теперь команда соседей вызывала у Элиаса неприязнь. Из-под капюшонов штормовки мелькнули лица двух матросов, державших нок-рею, и в причудливом рисунке брызг они показались ему скорее призраками, нежели живыми людьми. Они не издавали ни звука.

С подветренной стороны прямо по курсу он заметил пышный гребень нового буруна, вздымавшегося перед судном, и подготовился к встрече с ним. Он повернул нос под косым углом к волне и выпустил часть паруса — таким образом лодка набрала скорость, чтобы проскочить сквозь бурун.

Море обрушилось на них ревущим потоком. На мгновение лодка накренилась. Когда все закончилось и судно вновь выровнялось, он не увидел у фала жены, а у нок-реи Антона — обоих смыло волной.

И в этот раз он услышал сквозь рев шторма дьявольские голоса, к которым примешивались отчаянные крики жены, звавшей его на помощь. Когда он понял, что ее выбросило за борт, то пробормотал себе под нос: «Во имя всего святого!» — и больше ни слова не произнес.

Он предпочел бы отправиться за ней, но в то же время понимал, что только от него зависит спасение оставшихся троих детей — Бернта и двух младших сыновей двенадцати и четырнадцати лет, которые сначала вычерпывали воду, но потом он усадил их на корму позади себя.

Бернту теперь приходилось одному управляться с нок-реей, и отец с сыном изо всех сил старались помочь друг другу. Элиас не мог отпустить румпель; держал его мертвой хваткой, и рука давно онемела от напряжения.

Через некоторое время вновь показалась соседняя лодка; она, как и раньше, лишь ненадолго пропадала из вида. Теперь он ясно различал грузную фигуру, которая, как и он, сидела на корме, держась за румпель. Каждый раз, когда рулевой поворачивался спиной, Элиас отчетливо видел торчащий из шеи железный наконечник сантиметров десять длиной, который был ему хорошо знаком.

Теперь в глубине души он твердо знал две вещи: во-первых, это не кто иной, как Драг собственной персоной[5]. Это он ведет свою лодку вровень с его, он заманил его в объятия смерти. Во-вторых, сегодня ночью он последний раз вышел в море. Ибо тот, кто увидел Драга, конченый человек. Он ничего не сказал сыновьям, дабы не пугать их, но сам молчаливо вверил свою душу Господу.

Несколько часов назад из-за шторма он вынужден был отклониться от курса, и, когда вдобавок ко всему пошел снег, он понял, что всякие попытки пристать к берегу придется отложить до рассвета.

Тем временем они плыли дальше.