Рассказы о Розе. Side A

И я отправился искать. Да, испытание. Но я любил. Река научила меня этому – знать, что тебе нужно. Мне нужна была Джастин…

…Она жила всего лишь в десятой квартире; в комнате играла музыка с пластинки, что-то классическое, впрочем, как всегда, жарилась картошка, судя по запаху.

– Джастин…

Она открыла в домашнем халате – видно, только что пришла; косметика смыта, и лишь коричневые из полудрагоценного серьги сверкали в рыжих прядях. Желтая роза упала к её ногам вместе со мной. Да, да, я опустился на колени и обнял за её, голые: пяточки, ступни, пальцы, щиколотки, голени, колени и выше, выше… Она испугалась и попыталась вырваться.

– Люэс, ты спятил.

Я целовал её ноги и хватал за халат.

– Джастин, Джастин, ну, пожалуйста, – и заплакал.

Она замерла – «ну плачешь что ли?» – погладила меня и вздохнула. Я поднял зареванное лицо и сказал:

– Будь моей женой.

И тогда она засмеялась, села на пол вместе со мной и тоже заплакала. Желтая роза лежала межу нами, такая красивая. Из квартиры вышла на бархатных серых с проседью лапках её кошка, Плюша, и посмотрела на нас, как на сумасшедших.

– Привет, Плюша, – сказал я.

– Я согласна, – сказала она, и я поцеловал ее, но на ночь не остался, поехал обратно в лес – но теперь моя жизнь – конец английского романа: всё спокойно и не страшно. Люди так стремятся к покою при жизни, что непонятно, зачем им смерть… Таксист быстро развернулся в конце дороги и уехал, видимо, испугался волков; а я пошел обратно, в лес – мир, прожитый-выжатый до каждой капли… Наступала ночь, и я прямо представлял себе ночь как прекрасную женщину – я не верю в Бога, я язычник – я верю в ночь – в солнце, луну – не знаю, почему так; она шла и шла; и шелестела черным платьем. Я шел всю ночь – всё еще чувствуя тепло губ Джастин, её ладони на моей груди и спине…

…Марка и Каролюса не было у костра – он тихо тлел, у костра лежал котелок с остатками лесной каши; я съел пальцами, засмеялся своему предательству и свинству и пошел на реку – еще одну женщину; их тысячи в мире, на свете – они все прекрасны – живые, нежные, а мы должны их любить, потому что они – жизнь, они дают нам эту жизнь, отнимают, когда им захочется поиграть; когда им мало цветов… Увидел в блеске утренней ряби силуэт Марка Аврелия – тонкий, грациозный, он забросил удочку и сел на камень, ждать, курить.

– Марк, – коснулся я его плеча.

Он обернулся и улыбнулся, перекатил сигаретку в другой угол рта, как бильярдный шар.

– Явился, солнышко. Курить хочешь? – будто я просто шлялся по лесу, будто я не подстриженный, не бритый, не в новой городской чистой одежде.

Но курить я и вправду хотел. Мы сидели и грелись, как тогда после долгих дождей, и щурились на рябь.

– Всё, не выдержал?

Я кивнул. Всё-таки заметил.

– Ренегат, – он кинул камешек в реку и спугнул мальков.

Еще курили и молчали. Как красиво на рассвете – теперь я понимал Каролюса.

– Ты её любишь?

Я кивнул опять.

– Женишься?

– Ага.

– Ах, хорошо…

Лег на теплый камень и задремал.

– А где Каролюс? В лесу?

– Нет, – Аврелий зажевал погасший окурок. – Не знаю. Может, на склоне этом, своем любимом…

– Он странный стал, да? – я лег рядом с ним. Камень был теплым изнутри, будто там гномы топили печку, а от Марка Аврелия непротивно пахло застарелым потом – друг всё-таки.

– Мы сплетничаем, – сказал друг.

– Ну, чуть-чуть можно, – сказал я.

– Он не странный, – сказал Марк Аврелий, – он святой.

– Кто?

– Каролюс…

Я привстал на локтях. Небо сливалось с рекой на горизонте, и оттого было не видно, где что – такая серебряная даль сверкающая сплошная.

– С чего бы это? Он парень как все: глаза карие, большие; фигура стройная; смех заразительный, – не знаю, почему я так разозлился? испугался, что не я это заметил, что я потерял его, как друга. – Он же с половиной девушек этого города знаком, а уж с гомосексуалистами – так со всеми – и вдруг святой?

Марк Аврелий тоже сел на камне, вытащил еще одну сигарету – скорее всего, последнюю, не знал, что я привез ему блок – так он вздохнул и покрутил в тонких пальцах с забитыми грязью ногтями; он хмурился – видно, что я ему неприятен своей вдруг злостью.

– Люэс, что ты за задница. Ты женишься, а нам что, на месте стоять? Да, я вот не изменился, мне просто понравилось это лето, но вы с Каролюсом – нашли свой путь…

– Но почему? – закричал я. – Почему Каролюс?

Птицы взлетели с камней неподалеку. Марк Аврелий поднял мохнатые, как мох, брови – развел руками.

– Ты хотел быть святым?

– Ну нет, я не верю, я хочу посмотреть…