Потом снова все пошло по-старому. Только я Васе еще одну кружку с пивом заказал. Очень уж мне понравилась его разговорчивость. И не зря позаботился о товарище. Он потом меня проводить вызвался до Центральной автобусной станции. А по дороге вышел у нас вполне человеческий разговор, без умолчаний и кривых улыбок.
– Извини, – сказал тогда Вася. – Мне пить нельзя, потому что мой папа был алкоголик. И мама всегда просила, чтобы я ни капли, никогда. Отец от цирроза печени умер, совсем молодым. Я его плохо помню.
– Так это ты «по маме» в Израиль попал? – спросил я его.
– Ну да, а что, какая разница?
– Не в разнице дело, а почему она тебя одного к нам отправила?
– Бабушка, папина мама, болеет очень… Мама ее с собой взять не может, она русская, а как оставишь? Меня бабушка растила, потом сестру Олю.
– Родную сестру?
– Сводную… Мама хотела еще замуж выйти, не получилось, а Оля получилась. Ты не думай – она отличная девчонка.
– Так, – сказал я. – С тобой все ясно… Хотя нет. Ты один мужик на троих женщин, как же они тебя отпустили?
– Все просто: в русской армии денег совсем не платят, – сказал Вася. – А в нашей сто пятьдесят долларов… Я деньги эти им посылал. Они на них и жили. Понимаешь, бабушка совсем не двигается, за ней уход какой нужен. Мама подрабатывает время от времени, но гроши. Сестренка в шестом классе учится. Ей еще работать рано.
– Так ты все деньги в Россию посылал?!
– Ну а мне-то они зачем, на всем готовом.
Тут у меня ноги дальше не пошли. Встал на тротуаре, через дорогу от автобусной станции, и дальше мне идти совсем неохота. Я на жизнь во всем мире почему-то обиделся, что есть такая проклятая бедность, когда три женщины за тысячу километров от наших мест прожить смогли только потому, что этот Вася Ткачев получал свои несчастные доллары в Армии Обороны Израиля.
– Ну теперь порядок, – сказал я и двинулся дальше. – Много им посылаешь?
– Конечно, – обрадовался Вася. – И себе оставляю. Мы с одним человеком квартиру снимаем на двоих.
– Ткач! – заорал я. – Ты – женился?!
– Нет, – улыбнулся он. – Еще не совсем… Может быть, скоро.
– Все будет замечательно! – я продолжал орать. – Бабуля твоя помрет, и мама с сеструхой к тебе приедут. Заживете!
– Не нужно ей помирать, – нахмурился Вася. – Пусть живет. Знаешь, какая она хорошая. Хочешь, я тебе фотографию покажу.
Он вытащил бумажник и показал все свое семейство: и маму, и бабушку по отцу, и сестренку от неизвестного дяди-подлеца, который не захотел жениться на его маме.
Мне эта сестренка очень понравилась.
– Знаешь, – сказал я Васе. – Когда твоя сестра вырастет, ты нас обязательно познакомишь, ладно? Я смотрю, и нос у нее нормальный, не то что у некоторых.
– Оля через год приедет, учиться по моей программе, – сказал Вася.
– Тоже будет домой деньги посылать?
– Ну зачем? – Ткач даже обиделся. – Моей зарплаты на всех хватит.
Мы еще посидели в ожидании автобуса, по мороженому слопали. Я хотел было рассказать Васе о себе, но не смог этого сделать. Как-то стыдно стало. Нет у меня, похоже, в этой жизни проблем. Тут я о носках и свитерах вспомнил.
– Слушай, Вася, это ты им вязал на спицах?
– Им, кому же еще. Знаешь, как в Мурманске холодно.
Автобус мой въехал в положенный пенал. Стали мы прощаться, пожали друг другу руки, а потом я этого сукина сына приобнял и даже чмокнул в висок. И знаешь почему? Из благодарности. Потому что раньше я думал, что на свете хороших людей совсем мало, а с того дня стал в этом сильно сомневаться».
Вот какой рассказ. И я тоже тогда задумался невольно, а вдруг школьные учителя литературы в этом самом СССР были правы: есть положительные образы на свете, и не только образы, что удивительно, но и люди.
Мальчик и женщина
Славянск. Соленое озеро. В нем не утонешь, даже при желании распрощаться с жизнью. Женщине – 30 лет, а мальчику – 15. Отдых на природе, летние каникулы 1960 года.
Тогда мальчик узнал, что в стране евреев есть такое же озеро. Женщина сказала:
– Это озеро называется Мертвым. Там ничего не растет, и рыб нет, но я бы назвала это озеро Добрым. В этом озере живое утонуть не может. Человек утонуть не может. Вот как здесь.
Женщина сказала это мальчику в воде, во время купания. На берегу никого не было. И они обнимались во время этого разговора. Ей нравился тощий и горячий мальчишка, а ему в тот год очень хотелось избавиться от своей невинности. Так хотелось, что «преклонный» возраст случайной подруги не мог стать препятствием для объятий.
В воду женщина заходила, не снимая блузку с длинными рукавами, пуговицы на запястьях она не расстегивала никогда, но мальчика эта странность не волновала, так как пуговицы на груди женщины были в его власти.
Она, казалось, была на все готова. Вся – обещание счастья, от пяток до макушки. Женщина как будто знала толк в плотской любви, но сама казалась девочкой, из-за роста, наверно, и маленькой, острой груди.
– Когда? – спрашивал мальчик, неловко кусая ее губы. – Когда?
– Завтра, милый, – говорила женщина. – Ты потерпи. Все будет, обещаю тебе. Только не нужно торопиться.