Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

Тоже произошло и в первые годы, последовавшие после Октябрьского переворота. В нашей еврейской истории сегодня, как правило, обязательно снимает кальку с того, что было вчера. Тем же она началась, тем же и закончится. Спектакль под названием: «Еврей в России» был сыгран, как трагедия, ныне он исполняется, как фарс. Вот и вся разница.

Любой народ, судя по всему, склонен прощать сам себе любые преступления, но соучастника своих собственных преступлений он прощать не намерен.

Что уж говорить о простых людях, когда такие высокие таланты и чистые души, как Цветаева, не смогли удержаться от перевода слова «еврей» на понятие «жид».

2000 г.

По тропе с Генри Торо

Почему бы и нет? Считаю самым увлекательным путешествием пеший неспешный маршрут по страницам замечательных книг, книг любимых. Эта роскошь, несмотря на поденный труд в газете, была со мной все семь лет в Израиле. А может быть, и благодаря этому труду я время от времени отправлялся в дорогу с Чеховым и Львом Толстым, Дефо и Свифтом, Рабле и Пришвиным… С кем только я не пытался свести близкое знакомство. Иногда это удавалось, как я теперь вижу. Иногда – нет. И все равно, каждый раз, когда прикасался к высоким текстам, я испытывал точно такое же наслаждение, как и в дороге по пути к неведомым мне городам и людям…

Итак, пробую приблизиться к Генри Торо. Осилить с ним небольшой отрезок пути.

Что там дорога?! Тропу свою протоптать удается не каждому! Генри Дэвиду Торо это удалось. Мы идем по этой тропе рядом. Мне легко это сделать. Я еще жив пока.

Мы идем плечо к плечу и говорим о пустяках. Я рассказываю о недавней свадьбе, куда был приглашен. В зале собрались люди, которые давно не видели друг друга, но никакой «роскоши общения» на этой встрече не вышло, потому что оглушительно гремела музыка, а голоногая певица орала так, будто до смерти боялась остаться незамеченной.

Тем, кому все-таки хотелось поговорить, приходилось кричать, но криков на расстоянии в один-два метра не было слышно.

Я сказал Торо, что живу в мире крика, из которого живая человеческая речь просто исчезает. Люди перестают видеть и слышать друг друга.

Знаю, о чем он думал. Он никогда не ценил этой самой «роскоши общения» и считал, что общаться люди должны с природой, в мире тишины, где как раз человек отсутствует.

Спорить я не мог. В этом не было смысла. Мы шли по тропе, принадлежащей Торо, моя же тропа еще не была протоптана. Ему было легко переступить через порог и сразу оказаться в Поле, в Лесу, на берегу своего Озера Уолден, а я не мог сказать Генри Дэвиду, во что превратится живая природа через сто пятьдесят лет после его смерти. Это было бы слишком жестоко.

Но я не хотел оставлять затронутой темы и рассказал Торо о своем друге.

Мы еще встречаемся, но все реже и реже. Когда-то ничто не мешало нам любить, слушать и понимать друг друга. Когда-то мы были нужны друг другу и испытывали настоящую радость от общения.

Ныне большой ящик в углу холла квартиры моего друга становится всевластным хозяином положения. Мы неотрывно смотрим на светящийся экран, не так, как прежде в глаза собеседнику. Мы слушаем не себя или соседа, а то, о чем говорит это страшное всевластное существо, наделенное удивительным лукавым многоголосьем и магнетической силой.

Когда-то наше общение казалось праздником творчества. Мы были нужны друг другу, как актеры на сцене. Мы собирались, потому что «театр» жизни немыслим без труппы, без оригинальной драматургии, без аплодисментов зрителей. Хорошо или плохо, но мы творили за пиршественным столом.

Сегодня мы перестали быть творцами и актерами. Мы стали лишь зрителями какой-то чужой, суррогатной жизни.

Теперь я перестаю понимать, зачем мы встречаемся. Смотреть и слушать телевизор, жевать шашлыки и пить водку можно и не ходя в гости.

Многие сетуют, что отсутствие в Израиле общественного транспорта по субботам не дает им возможности посещать друзей и родных. Никто почему-то не думает жаловаться на паутину телевизионных каналов, в которой люди застряли давно и, судя по всему, надолго, полностью утрачивая возможность и привычку испытывать радость от человеческого общения.

Телевидение становится родом наркомании. Программа передач – главной книгой для чтения. Люди перестают жить своей жизнью, думать о своих проблемах, стремиться друг к другу.