Читаем Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет полностью

Евгений Маркович Желток (есть и такая смешная фамилия) – господин необыкновенно тощий, совершенно седой, но розовощекий, как красная девица, стал, по обыкновению, жаловаться на свою жену Софью Абрамовну. Была эта дама и в самом деле личностью мерзкой, пребывающей постоянно в дурном настроении духа, и немудрено, что при этом она обладала уникальной способностью погружать всю компанию в мутное болото смертельной тоски.

Стоило этой Софе только открыть рот, как сразу же и всем собравшимся казалось, что в мире нашем нет ничего, кроме пошлости, глупости и смерти. С особенной силой умела эта скаредная женщина ругать Израиль. В еврейском государстве ей не нравилось все, и прежде всего, сами евреи.

Евгений Маркович, напротив, пессимистом и ругателем не был. Мало того, Желток умел радоваться сущим пустякам, а анекдоты рассказывал с таким актерским блеском, что никто в его присутствии и не думал вступать с ним в поединок со своей, пусть и достаточно смешной, байкой.

Как уживались эти двое на протяжении тридцати пяти лет, понять было трудно. Но уживались, даже двоих детей родили и дождались внуков. Однако такой положительный результат семейной жизни не мешал Евгению Марковичу при каждом удобном случае эту личную жизнь проклинать. Впрочем, делал он это с легким, незлобивым юмором, а потому и ругань в адрес жены воспринималась слушателями, как забавный очередной анекдот.

Софья Абрамовна редко сопровождала мужа. В парной она не потела, пьянство терпеть не могла и соблюдала строгую диету. Обычно Евгений Маркович использовал отсутствие супруги для очередного веселого рассказа о злом нраве своей благоверной, но на этот раз что-то с ним произошло. Да и выглядел Желток как-то непривычно, бледен был смертельно и повел речь без обычных шуток-прибауток.

– Грехи наши, – сказал Желток. – Всё от них: и пот, и кровь, и все несчастья жизни.

Никому эта преамбула не понравилась. Место и время для подобных откровений Евгений Маркович выбрал неудачно. Хозяин бани подлил пива в кружку тощего приятеля и подвинул к нему блюдце с очищенной воблой.

– Брось! – сказал он. – Что было, то прошло. Давай, Женька, лучше анекдотец.

– О чем? – мрачно поинтересовался Желток.

– Про любовь плотскую, – предложил, облизнув губы, третий в компании, лучший друг дома по имени Арнольд.

– Будь она проклята, любовь эта, – не притрагиваясь к кружке, негромко произнес Евгений Маркович. – Сколько от нее несчастий, смертей, жизней разбитых… Какие тут анекдоты… Одни грехи… И не прошли они… Уйти не могут. Все с нами… Вот мы тут сидим, ни о чем плохом не думаем, а оно с нами.

– Что оно-то? – спросил Арнольд.

– Грехи, – опустил голову Евгений Маркович.

– Ты что, в Бога стал верить? – тяжко вздохнул хозяин бани.

– Не знаю, – совсем уж тихо отозвался Евгений Маркович. – Точно известно, моя-то, благоверная, – наказание за мой же грех… За ложь, за комедь подлую…

– Знаешь, иди ты к раввину, ему и кайся, – посоветовал Евгению Марковичу Арнольд.

В ответ Желток посмотрел на лучшего друга дома совсем уж непонятно, даже с мукой какой-то.

Здесь необходимо отметить, что в России Желток был кандидатом наук, профессором, преподавал студентам вуза что-то вроде научного атеизма, но, к счастью, имел хобби: увлекался автомобильным транспортом, с юности сидел за рулем собственного авто и починить мог любую развалюху.

В Израиле бывший профессор работу по этой, настоящей, «железной» специальности нашел сразу, даже возраст зрелый не помешал ее получить. Трудился Желток в техническом центре «Мазда» и зарабатывал совсем неплохо. О прежней своей ученой доле он забыл, как о дурном сне, и не любил, когда ему напоминали о давнем способе «рубить капусту».

– Гады вы все, – поднявшись во весь свой немалый рост, сказал Желток. – Веники березовые! С вами только дурака и валять. Слово по-человечески нельзя сказать.

– Говори, – разрешил хозяин бани и налил водочку в рюмку обиженного, решив, что предложение пива было ошибкой. – Только выпей!

– Не хочу! – решительно отказался Желток и, не прощаясь, направился к выходу из сада в четыре дерева, где компания обычно и отмечала «банный день».

– Конец света, – вздохнул Арнольд. – Что это с ним?

– Бывает, – сказал хозяин бани. – Софа достала. Это точно.

Но Евгений Маркович не ушел. Он вернулся. Вновь молча занял свое место, выпил рюмку водку и сказал, не закусывая:

– Свою жизнь разбил, Софы в осколки и Надюшину вдребезги.

– Кто это – Надя? – спросил Арнольд.

– В одном классе учились, – уставился куда-то, поверх голов присутствующих, Желток. – Надя меня любила с восьмого класса, а я любил Софу.

– Тоже с восьмого? – спросил хозяин бани.

– Тоже, – кивнул Евгений Маркович. – Был у нас кружок художественной гимнастики… Я ее там увидел в трико, и все – запал намертво.

Тут хозяин бани не выдержал и рассмеялся.

– Я что сказал смешного?! – заорал на него, вскочив, Желток. – Я что сказал?!

– Извини, – опешил хозяин бани. – Я себе твою Софу в трико представил – все сто двадцать килограммов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза