барьер, как стена, поднимается пламя. Дым застилает землю. Горным хребтом на
пути встает.
Трудно в огне солдатам. И все же рвутся вперед солдаты. Наступают советские
чудо-богатыри.
Места под Берлином ровные, низкие. Пересекли равнину ручьи и реки.
Расчертили карту кругом каналы. Берега каналов и рек в железо, в бетон одеты. Стеной
отвесной на два-три метра ушли к воде.
Возникли на пути у советских войск новой преградой каналы и реки. Пролегли
нескончаемой западней.
Трудно солдатам. И все же рвутся вперед солдаты. Сокрушают они преграды.
Штурмуют каналы, реки. Наступают советские чудо-богатыри.
На защиту Берлина бросили фашисты свои лучшие силы. В числе отборных
фашистских войск личные дивизии Гитлера, дивизии «Викинг», «Бранденбург»,
«Богемия», «Мертвая голова».
В бой смертельный, в бой последний идут фашисты. За рядом погибших
поднимается новый ряд.
— Все на защиту Берлина!
— Все на защиту Берлина!
В доты оделась земля под Берлином. В латах бетонных стоит Берлин.
Трудно солдатам. И все же рвутся вперед солдаты. Наступают советские чудо-
богатыри. Нет для советских солдат невозможного, нет для солдат преграды.
Если надо — море пешком перейдут.
Если надо — землю насквозь пройдут.
Если надо — штурмом осилят небо!
В ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ
В центре Берлина огромное мрачное здание. Целый квартал занимало здание.
Это имперская канцелярия — ставка Адольфа Гитлера.
Сотни комнат находились в имперской канцелярии, сотни окон, множество
лестниц, коридоров, просторных залов. Но не здесь, не в этих комнатах, этих залах, а
глубоко под ними, в мрачном и глухом подземелье, в 16 метрах от поверхности земли,
вдали от света, от солнца находился фюрер фашистской Германии.
Много фашистов набилось сюда, в подземелье. Тут и ближайшие помощники
Гитлера: Геринг, Геббельс, Гиммлер. Тут и личный адъютант генерал Бургдорф, и
личные летчики, и личные врачи, и личная охрана Гитлера, и личный шофер, и
личная повариха, и даже любимая собака фюрера — овчарка Блонди. Не одна — с
четырьмя щенятами.
Охраняло убежище Гитлера 700 отборных солдат. Тройным кольцом часовых
была опоясана имперская канцелярия.
Здесь, в подземелье у фюрера, идут бесчисленные заседания и совещания.
Шепчется он с приближенными, ищет путей, как продержаться дольше, как затянуть
войну. На чудо надеется Гитлер: вдруг не хватит у русских сил, вдруг вообще
случится что-то негаданное.
Тяжелые вести приходят с фронтов. Гитлер приходит в бешенство. Страшен
фюрер в такие минуты. Глаза вот-вот, кажется, вылезут из орбит, на руках
надуваются вены. Бегает Гитлер по комнате. Пробежит, остановится. Пробежит,
остановится. И кричит, и кричит, и кричит. Эти крики словно удар хлыста. Цепенеют от
них приближенные. Вжимают шеи в тугие армейские воротники. Готовы, как снег,
растаять.
Особенно грозен был Гитлер тогда, когда пришло сообщение, что советские
войска прорвали фашистскую оборону у Зееловских высот на Нейсе и на Одере.
— Измена!.. — кричал Гитлер.
— Трусы! Тупицы!.. — клял своих генералов.
— Расстрелять виновных! — Через минуту: — Нет, повесить! — Еще через
минуту: — Нет, расстрелять, а затем повесить...
И снова:
— Предатели!..
— Трусы!..
20 апреля 1945 года в подземелье отмечался день рождения фюрера.
Нерадостен этот день — все ближе и ближе подходят к Берлину русские. Сидит фюрер в
кресле. Размяк, раскис. Опустил голову, не шевельнется. Приходят приближенные,
поздравляют Гитлера. Удаляются, словно тени. Крутятся возле Гитлера слуги и
адъютанты. Чем отвлечь от недобрых дум, чем угодить — не знают.
Вдруг оттуда, сверху, послышались залпы. Один, второй, третий. Это советская
артиллерия открыла огонь по Берлину. Все подняли головы вверх, застыли.
Встрепенулся Гитлер. Тоже голову поднял:
— Что там?
Не хватает ни у кого мужества сказать, в чем дело. Стоят, друг на друга искоса
смотрят. А потом все вместе — на адъютанта Гитлера генерала Бургдорфа. Не
растерялся Бургдорф, вышел вперед:
— Салют, мой фюрер! В вашу честь, мой фюрер!
Оживился Гитлер. Встал. Подтянулся. Руку за борт пиджака закинул.
Снова небо взорвали залпы.
Война подошла к Берлину.
«МЫ В БЕРЛИНЕ!»
21 апреля 1945 года советские войска штурмом ворвались в Берлин.
Родом они полтавские. Петр Кириенко и Стась Кириенко — отец и сын. Вместе
ушли на войну из дома. В первые дни войны. Оказались вместе в части одной, в роте
одной и во взводе. Вместе дороги и боли военные мерили. Вместе ходили в атаку,
в разведку. Вместе мечтали о нашей победе.
— Быть нам, сынку, в Берлине. Быть нам в Берлине, — говорил Кириенко-
отец.
А было это тогда, когда шагали солдаты от Берлина в обратную сторону.
Тысячи верст до Берлина.
Под Сталинградом мечтали они о Берлине. Затем в боях под Курском. Затем —
на Днепре.
Стась Кириенко молод, безус. Петр Кириенко солдат с заслугами. В первой
мировой войне воевал. В гражданской войне воевал. Ранен. Контужен. Осколки снаряда
в теле хранит как память.
Петр Кириенко и Стась Кириенко, словно орел с орленком. Поучает солдатской
премудрости молодого солдата бывалый.
— Быть нам, сынку, в Берлине. Быть!