Рассказы о Сашке

Сашка всё-таки музыку не любил. Прежде об этом никто не задумывался. Или почти никто. Но после того как Сашка умер совсем молодым, многие обратили внимание на его нелюбовь к музыке. В том числе и Володя. Он тоже не любил музыку; вернее, он не то чтобы совсем её не любил, но просто как-то и не очень любил. Володя предпочитал ей, музыке, совсем другие вещи. Если бы его спросили какие именно, он бы затруднился с ответом. Не нравились Володя подобные разговоры. Сашка, который умер совсем молодым, тоже не любил разговаривать на эти темы. Володя пытался иногда понять – кто же из них больше не любил музыку, он или Сашка; иногда ему казалось, что его нелюбовь к музыке была больше нелюбви Сашкиной, гораздо больше, сильнее и существенней, однако на этом он никогда не настаивал. Его раздражало, что никто прежде не обращал внимания на то, что Сашка не любил музыку. И что только после того, как Сашка умер, многие обратили не это внимание. В том числе и он сам. Последнее обстоятельство раздражало его немного поменьше, ведь в конце концов Сашка, который умер совсем молодым, был его младшим братом, и поэтому Володя, имел полное право не обращать ни малейшего внимания на Сашкину нелюбовь. Тем более, что и Сашка почти полностью игнорировал его, Володину, нелюбовь. Не только к музыке, кстати, но и к пельменям, и к малосольным огурцам, и к зубной пасте, и к серым носкам, и к полным блондинкам. Ну а Володя, в свою очередь, совершенно наплевательски относился к Сашкиной неприязни к худым брюнеткам – Сашка отчего-то считал их похожими на немецких крыс, к полузакрытым форточкам, к сметане, к отечественным презервативам, к свежему, немного подсушенному хлебу и к поэзии Валерия Брюсова.

Вообще-то пора уж проставить все точки над так называемым «и»; не ошибётся ничуть тот, кто рискнёт предположить, что и Сашка, и брат его Володя, не слишком любили друг друга. Даже после того, как Сашка отправился в своё последнее, безграничное путешествие, отношение Володи к брату почти не изменилось. Более того, он наверняка знал, что и Сашка не стал бы его любить крепче и больше, даже если бы не умер совсем молодым, а для чего-то продолжал жить. Или если бы умер не Сашка, а сам Володя. Взаимная не очень и не слишком любовь Сашки и Володи почти никак не проявлялась, ведь оба поневоле ощущали, что родственные узы обязывают их если и не к любви, то к чему-то вроде неё. Только вот как называется это вроде, не знали ни Володя, ни его брат Сашка. Ну а музыка… Володе казалось, что Сашка всё-таки не любил музыку больше, чем он. Иногда же Володя считал, что у него лучше, чем у Сашки, получалось не любить музыку, гораздо лучше, но обстоятельно и детально разобраться в этом, после того, как Сашка весной, в конце мая, умер совсем молодым, не было теперь ни малейшей возможности.

НЕ БОЛЕЕ ТОГО

Сашка упал неожиданно. В апреле или в марте, во время коды зимы. Падать Сашка не любил. Ну а ежели и падал иногда, то, как правило, заранее знал, что упадёт, заранее это чувствовал, и поэтому падать ему не очень было обидно. К тому же он понимал, падая; понимал, чувствовал и ощущал – насквозь, через всё, сверх всего – что поднимется он, что встанет, что всё преодолеет, что вновь обретёт тело его вертикальное положение. Изначальное предощущение падения как бы даровало ему своеобразную неуязвимость. Фактически получалось, что упал – и в тоже время как будто и не упал.

Но и не более того.

Володе же, брату старшему Сашкиному, подобное отношение к падению представлялось несерьёзным. Он и сам падал время от времени. Как и большинство людей в его городе. Нечасто, но падал Володя, падал. Ему это не очень-то нравилось. Он, Володя, большую часть времени своего экзистенциального преисполненный не слишком понятными самому себе размышлениями и заботами, стремился и мечтал – да, никто не знал об этом, но что из того! – вовсе не падать. Никогда и нигде. Надобно заметить, что Сашка, который впоследствии умер совсем молодым, тоже не любил собственные падения. Он понимал, что немного, весьма немного, в них было хорошего. Правда, предощущения падения, щедро ему дарованные матерью-природой, сами падения значительно облегчали.

Но и не более того.

Так долго продолжалось, не один год. Сашка и Володя падали время от времени – как и многие из тех, кто жил рядом и возле. Они падали – и потом вставали. Падали и вставали, падали и вставали, падали и вставали.

Но и не более того.