Рассказы о советских флотоводцах

В двухэтажном деревянном доме, где жил командующий, их приняли радушно. Жена Захара, Александра Павловна, или Шурочка, так издавна называли ее Душеновы, — маленькая, худая, с мальчишеской прической, рядом с Лелей казалась рано состарившейся девочкой. Она стояла растерянная, смущенная, будто впервые видела этих людей. Потом взяла Лелю под руку, повела на кухню и угостила свежим, специально для гостей приготовленным, пирогом. Леля похвалила пирог. Шурочка покраснела от удовольствия: кулинария всегда была ее слабым местом. В кухню заглянули Юрка и Сережа — одногодок Юрке.

— Мам, дай мне пирожка, и мы пойдем, — торопливо сказал Сережа. Схватив по увесистому куску, оба исчезли.

Леля стояла посреди кухни. Шурочка перекладывала с места на место стопку тарелок. Обе женщины чувствовали себя неловко.

— Ты где-нибудь работаешь? — спросила Леля. Шурочка взглянула на нее и горько усмехнулась:

— Считается, что не работаю. Кручусь на кухне с утра до ночи.

— И это все? Шурочка вздохнула:

— На работу хозяин меня не пускает. Что будешь делать?

— Можно ведь заниматься общественными делами! Ты знаешь какой у нас на Черноморском флоте женсовет? Всем дело находится: одни шефствуют над кораблями, другие занимаются самодеятельностью, третьи помогают воспитателям в детсадах и школах. А так жить, ты меня извини, не интересно. Скучно! Я бы не смогла, понимаешь? Засохла бы от тоски.

В бесцветных Шурочкиных глазах и впрямь была тоска.

— На Севере ничего такого нет... Сплетни да пересуды. Вошел Захар.

— Довольно вам куковать, соловья баснями не кормят. — Он взял женщин под руки и повел в столовую.

Посреди комнаты стоял стол, щедро заставленный закусками: рыбой, салатом, икрой. К водке, приготовленной хозяином, Душенов добавил бутылку крымского рислинга, подаренного ему товарищами перед отъездом из Севастополя.

Пили, вспоминали и снова пили. Разговор начинался слегка грустным: «А помнишь?..» Обоим было что вспоминать...

Только к вечеру, когда женщины удалились в другую комнату, захмелевший Захар уронил голову на руки:

— Эх, Костя, Костя! Не думал, что так получится... Душенов страдальчески смотрел на поседевшую голову друга и молчал.

Захар поднял голову. Глаза у него были пьяные, взгляд расплывался, губы обиженно кривились:

— Проморгал я. Понимаешь? Не проверял, не требовал. А люди, сам знаешь, только волю дай!.. — Он так постучал кулаком по столу, что мелко задребезжали бокалы. — Ведь я считал, Костя, что у меня тут сплошь друзья. В глаза заглядывали, каждое слово ловили... А приехала инспекция, начали капать со всех сторон. Кто виноват? Ясно кто! Командующий! Кого под удар? Командующего! Все остальные сухими из воды вышли. Мне одному ответ держать приходится.

Душенов сказал:

— Иначе быть не может. Кому много дано, с того и спрашивается.

— Оно так. Только почему именно я оказался козлом отпущения? Ты мне скажи: почему?

Захар совсем раскис. Казалось, что он вот-вот заплачет. Душенову было неприятно смотреть на захмелевшее багровое лицо друга с отвислыми влажными губами.

— Пойдем-ка спать...

— Пойдем, пойдем, дружище, — проговорил Захар, но с места не двинулся.

Душенов обнял его и повел в соседнюю комнату. На широкой тахте, покрытой ковром, свернувшись в клубочек, спал Юрка. На полу лежала раскрытая книга. Душенов поднял книгу, положил на стол. Шурочка хлопотала у кровати с высокими спинками, с большими металлическими шарами, похожими на светильники.

— Вот тут и ложитесь. Мягко и удобно, — сказала она Душенову.

Он засмеялся:

— Ночное ложе вроде как у Петра Великого. Когда хозяева ушли, Душенов спросил жену:

— Тебе здесь нравится?

— Я еще не знаю.

— Я тоже не знаю... — Он привлек ее к себе. — Но знаю, что мне всегда будет хорошо, пока ты со мной...

Душенов знал, что Леля сумеет устроить уют в любом уголке, даже в сарае... Сколько раз за свою жизнь они переезжали с места на место, пока не обосновались в Севастополе. И все, к чему прикасались руки жены, сияло уютом и покоем.

Леля уселась перед зеркалом, чем-то белым намазала лицо, ее глаза на этой белой маске сверкали, как огоньки.

— Представь, у них нет ни женсовета, — сказала она, — никакой общественной жизни!

Душенов засмеялся:

— Теперь будет, — он подошел ближе, зарыл пальцы в золотистой копне волос. — Ведь будет, а?

Леля весело согласилась:

— Конечно!

Утром Душенов и Захар отправились в порт. Всю дорогу молчали. Захар прятал глаза. Он сам вел машину, и его короткопалые мохнатые руки цепко держались за руль.

У причалов, рядом с рыбными траулерами и торгашами, стояли боевые корабли. Это они в 1933 году пришли сюда по Беломорско-Балтийскому каналу. Именно этим кораблям предстояло составить ядро будущего флота, стать форпостом обороны на Севере. Вероятно, вот так с тех пор они и стояли в Мурманске, перемешавшись с мелкими рыболовными судами, как шуга с айсбергами. Ничего, по-видимому, не изменилось.