Рассказы о Сталине

Через несколько дней нам позвонили днем и сказали, что товарищ Сталин просит нас в Кремль. Мы приехали втроем, и нас провели в рабочий кабинет товарища Сталина. Там были, кроме Сталина, Ворошилов, Молотов, Каганович, второй Каганович — Михаил Моисеевич, и еще несколько человек.

И тут, уже в деловой обстановке, товарищ Сталин попросил нас доложить в малейших деталях и подробностях о нашем перелете. Докладывала Валя Гризодубова, а мы дополняли, отвечая на вопросы. В этой деловой обстановке очень отчетливо, очень ясно встали перед нами величайшие познания товарища Сталина в области авиации.

Мы старались не упустить ни одного слова и ушли с багажом новых познаний, новых мыслей и установок.

Образ этого величайшего человека нашей эпохи, самого человечного из людей и самого умного и прозорливого из политических деятелей, всякий раз расширяется в моем сознании.

Нельзя оставаться равнодушным в присутствии Сталина. Глубочайшую любовь и уважение, преклонение перед гением-вот какие чувства вызывает Сталин.

М. Раскова

А. Довженко. Учитель и друг художника

Меня побудила обратиться непосредственно к товарищу Сталину сумма обстоятельств, сложившихся перед постановкой фильма «Аэроград». Мне было очень трудно. И я подумал: один раз, в трудную минуту моей жизни художника, я уже обращался письменно к товарищу Сталину, и он спас мне творческую жизнь и обеспечил дальнейшее творчество; несомненно, он поможет мне и теперь. И я не ошибся. Товарищ Сталин принял меня ровно через двадцать два часа после того, как письмо было опущено в почтовый ящик.

Товарищ Сталин так тепло и хорошо, по-отечески представил меня товарищам Молотову, Ворошилову и Кирову, что мне показалось, будто он уже давно и хорошо меня знает. И мне стало легко.

Товарищи Сталин, Ворошилов, Молотов и Киров внимательно прослушали сценарий «Аэроград». Товарищ Сталин сделал ряд указаний и разъяснений. Из его замечаний я понял, что его интересует не только содержание сценария, но и профессиональная, производственная сторона нашего дела.

Расспрашивая меня о Дальнем Востоке, товарищ Сталин спросил, могу ли я показать на карте место, где я бы построил город, если бы был не режиссером, а строителем. Я ответил, что могу. Тогда он повел меня в свой маленький кабинет, увешанный картами. Я показал место и объяснил, почему я так думаю.

Эта конкретная мысль выросла у меня на основе изучения Дальнего Востока, его хозяйства и перспектив, как я их себе представлял.

Мне до сих пор радостно вспомнить, что Иосиф Виссарионович меня об этом спросил. Я усмотрел в этом его уважение к новой роли советского художника.

Я ушел от товарища Сталина с просветленной головой, с его пожеланием успеха и обещанием помощи.

О втором посещении товарища Сталина я хочу написать подробнее. Я хочу, чтобы радовались и гордились мои товарищи по искусству, а чтоб наши враги и «нейтральные» призадумались.

Товарищ Сталин вызвал меня к себе сам. Это было в разгар работы над «Аэроградом». У товарища Сталина, невидимому, шло заседание, и я вошел в кабинет во время перерыва, когда его в комнате не было. Через минуту-две вошел товарищ Сталин и прежде всего спросил, познакомился ли я уже со всеми. И только когда я ответил утвердительно, он стал очень внимательно расспрашивать о работе над «Аэроградом», о творческом самочувствии, о том, достаточно ли мне помогает Управление воздушными силами для съемки аэропланов. Одним словом, я почувствовал, что любая помощь для окончания фильма мне обеспечена. «Но неужели только для этого меня вызвали?» подумал я.

— А теперь я вам скажу, для чего я вас вызвал, — сказал мне товарищ Сталин. — Когда я говорил вам в прошлый раз о Щорсе, я это сказал в плане совета. Я просто думал о том, что вы примерно будете делать на Украине. Но ни мои слова, ни газетные статьи ни к чему вас не обязывают. Вы — человек свободный. Хотите делать «Щорса» — делайте, но если у вас имеются иные планы, делайте другое. Не стесняйтесь. Я вызвал вас для того, чтобы вы это знали.

Иосиф Виссарионович сказал мне это тихо и уже без улыбки, но с какой-то особенной внимательностью и заботой. Среди трудов огромной государственной важности товарищ Сталин нашел время вспомнить о художнике, проверить его душевное состояние, снять с него чувство хотя бы воображаемой несвободы и предоставить ему полную свободу выбора.

Я сказал товарищу Сталину, что готов делать именно «Щорса». Я благодарил его за идею, а себя не раз мысленно упрекал, почему я, украинский художник, не додумался до этого сам.

О Щорсе товарищ Сталин говорил мне много. С совершеннейшей ясностью он раскрыл мне различие между Щорсом и Чапаевым, разницу в обстановке, в которой сражались оба героя, и, следовательно, особенности творческих задач, стоящих при осуществлении фильма о Щорсе.