Рассказы о войне

На рассвете наши войска снова перешли в наступление. И снова белофинны оборвали во многих местах провода. Афанасий Жнивин вызвался идти на ту же линию, где его чуть не убил снайпер.

Он оделся в белый халат, положил Ваню на лыжи и пополз, толкая куклу впереди себя на шесте.

Бой был сильный. От ударов пушек снег осыпался с елей и порошил, как во время метели. Финский снайпер, убивший Кременского, сидел на том же дереве не слезая, чтобы не выдать себя следами.

Он пристально смотрел вокруг и вдруг увидел: вдоль линии ползет человек в серой шинели. Ползет-ползет и остановится, словно раздумывает. Вот он у столба. Привстал, дернулся вверх, словно его подтолкнули, и снова остановился.

— Трусит, видно, — злобно усмехнулся финн. Он выждал и, когда связист еще раз приподнялся, выстрелил.

Но странный связист только дернулся, но не упал.

Финн прицелился еще тщательней — и снова промахнулся. От злости он забыл осторожность и выстрелил в третий раз.

И в тот же миг получил удар в лоб, словно к нему вернулась собственная пуля. Финн взмахнул руками и повалился вниз.

А Афанасий Жнивин встал из-под столба, почти невидимый в белом халате, и сказал:

— Ну, Ваня, один готов!

Посмотрел, а у его приятеля в шинели три дырки от пуль! Метко стрелял снайпер, да попадал в солому.

Когда он в первый раз выстрелил, Жнивин повернулся на выстрел. Когда во второй раз ударил, Жнивин заметил, как снег с одного сучка осыпался. А в третий раз они выстрелили одновременно. Только финн попал в куклу, а наш боец финну в лоб.

Перехитрив одного финского снайпера, Жнивин перехитрил также и второго. Так он всю войну охотился на финских снайперов, приманивая их на куклу. И охотился всегда успешно.

Ему доставались похвалы бойцов и командиров, а его Ване — только финские пули. Но соломенному братишке не приходилось ложиться в госпиталь, Жнивин сам зашивал его раны суровыми нитками.

И когда бойцы его спрашивали:

— Как это ты так ловко финнов бьешь?

Он отвечал:

— Это я не один, а вдвоем с братишкой.

Лайка — не пустолайка

Белофинны, отступая под натиском Красной армии, срывали зло на мирных жителях. Людей угоняли, скотину резали, в собак из ружей палили. Разбежались по лесам собаки.

Красноармейцы их жалели, видя, как бродят они без крова и без хозяев.

Степан Сибиряков приметил одну, светло-серую, с подпалинами. Очень она ему понравилась: стоит на опушке леса, уши торчком, глаза умные — настоящая лайка. Показал ей кусок хлеба:

— Собачка, собачка, поди сюда! Не бойся, глупая, я не кусаюсь…

Лайка хвостом виляет, а не подходит.

— Вот до чего белофинны собаку довели! — сокрушается Степан. — Ну иди поближе, мы люди, а не звери… как тебя там, Шарик или Жучка! Как по-фински Жучка, ребята?

Бойцы смеются, никто не знает.

Тут Сибиряков свистнул, ударил ладонью по сапогу:

— К ноге!

Собака подскочила и встала рядом.

— Эге, да ты и впрямь охотничья! — обрадовался Степан.

Подвел ее к походной кухне и говорит повару:

— А ну-ка, угости моего друга борщом!

Глядит Степан — из кухни пар валит. Финский снайпер пробил котел, в котором борщ варился. Бойцы стоят и всматриваются в лес.

— И откуда взялся, проклятый, и где он затаился? Винтовка беззвучная, и самого не видать. Вот уж которую пулю посылает! Обыскали весь лес вокруг и никак его не найдем. Лошадь убил, бойца ранил, а теперь вот кухню…

Повар дал собаке холодной каши с мясом.

Степан угощает ее и говорит:

— Извиняюсь, собачка, не знаю, как вас звать по-фински, придется уж по-русски как-нибудь назвать.

— Назови ее Пустолайкой, — пошутил кто-то.

— Нет, — ответил Степан, — лайка — не пустолайка, — и даже обиделся.

До войны Сибиряков был охотником и хорошо знал эту породу собак.

— Вы знаете, какие это собаки лайки? — сказал он. — Без них разве белку добудешь? Белка спрячется на дерево — и всё тут. Лес большой, деревьев много; на каком она затаилась, поди узнай… А лайка чует. Подбежит, встанет на задние лапы, передние на ствол и лает — охотнику знак дает. Подойдешь к дереву, а она мордочкой вверх указывает. Взглянешь на ветки, там белка сидит и на лайку лапой грозится: «Хорк, хорк!» — «Что ты меня человеку выдаешь?» А лайка ей свое: «Тяв, тяв!» — довольно, мол: поносила свою шубу, отдай людям.

— А рябчика она найдет? — спрашивает боец.

— В один момент.

— А тетерева? — спрашивает другой.

— Найдет.

— А белофинскую кукушку?

Тут все даже рассмеялись, а Степан нахмурился:

— Постойте, товарищи, это интересный намек. Дайте подумать…

Ненавидели наши бойцы этих финских «кукушек», или «елочников», которые стреляли в нас, прячась на деревьях. Оденутся во всё белое, залезут на елки и поражают бойцов, оставаясь невидимыми.

«Лес большой, деревьев много, — подумал про себя Сибиряков, — попробуй найди!..»

Он подошел к командиру и сказал:

— Разрешите поохотиться за белофинскими кукушками.

Командир разрешил.

Сибиряков стал на лыжи, надел белый халат, взял винтовку, свистнул. Накормленная собака побежала за ним, как за хозяином.

Вошли в лес.

Степан погладил собаку и шепнул:

— А ну ищи, лайка, кто там прячется на деревьях! Вперед!