Рассказы о животных

Выезжаешь рано светлым и чистым утром по сухому асфальту. Едешь под мирным бесцветным небом. Мало попутных, не часто видишь фары и на встречной полосе. А если видишь, то все обычное. Росистая, стальная с ночи птичка «мазды» или бычок «тойоты». Рубин «газели» или черный пиленный кварц букв «КамАЗ». Ничего, ничего не выпадает из образного ряда положенного и присущего седьмому часу, началу майского прозрачного дня.

И вдруг на въезде в Панфилово, на взгорочке, за которым деревню стерегущий форпост гаев, – синяя «девятина» со свежей наледью на плашке номера. Бело-голубой мокрой замазкой начисто съеденные буквы и цифры. И сразу же за ней, в самой деревне плоская морда тягача «DAF», в радиаторную пасть которого словно какой-то недоделанный шутник харкнул сырой и липкой овсянкой снега. И все. Больше ничего до самой Демьяновки.

Можно успокаивать себя. Думать, что это просто наваждение, сон наяву. Что-то вроде сибирских миражей, отраженье света близких зим в коротком лете. Можно, но вот свернул на трассу – и уже не получается. На той стороне дорожной штанины, за майским зеленым лампасом разделительной, машины, заплеванные белым, со слепыми, свежеморожеными рыбками номеров, идут уже с завидной регулярностью. Сомнений никаких. Впереди снег. Весенний, плотный, скользкий, синий. Подлейшая из всех физических субстанций.

Снег во второй декаде мая. Мертвечина ноябрьского полнолунья за месяц, всего-то за пять недель до летнего солнцестояния. Июньской непрерывности птичьего гомона и цветочно-цукатных переливов. Снег. И тем не менее, раз в два, три года это случается. На второй волне майских праздников он ложится, очень редко, соплями, молочным кисельком со звездочками в городах, что в большинстве своем в низинках, на равнине, в поймах рек, и неизменно, обязательно на трассе, между Беловом и Прокопьевском, там, где плюс двести метров над плоскодонным уровнем Южносибирска. Бунт, забастовка ясельников и детсадников всего промышленного региона. Километров пятьдесят пересоленной или, наоборот, слишком подсахаренной, приторной до рвоты и потому не съеденной на завтрак манной каши. Нулевое сцепление с дорогой.

А впрочем, у кого как. У осмотрительного и осторожного Игоря Валенка до середины мая зимняя резина. Сотнями мелких прорезей выталкивающая мокроту из точки контакта резины и асфальта, присасывающаяся, льнущая, шипами цепляющаяся за невидимый подкожный ледок наката. И он спокоен. Он даже может обгонять. Аккуратно торить темную колею на нетронутой левой стороне полосы, спокойно обходя долгую череду машин, что настороженно, неверно тянутся ползком по правой. Что-то между полста и сорока.

И радость – хоть в чем-то ты не проиграл, не прогадал и не ошибся. Хоть что-то в этой жизни за тебя, не против и не поперек. В это веришь, на это надеешься, в очередной раз очень, очень плавно, под едва видимым углом входя в холодный звездный студень, предельно осторожно перестраиваясь, заранее, за два, за три десятка метров от зада клопочного «вица», по праву замыкающего очередную мучительно и безнадежно телепающую похоронную процессию.

Машин, наверное, двенадцать, упершихся в длинного бортового китайца с манипулятором. Игорь, занявший правую, вообще не паханную в этом месте полосу, хорошо видит там, впереди, желтую, локтем вверх, руку крана на фоне широкой вишневой кабины «фотона». Вроде бы не старый, блестит на солнце, но почему-то осадился, как-то особо осторожничает, наверное порожний. За ним еще один такой же робкий – и все, коса собралась, растянулась на сотню метров. Но ладно. Сейчас.

Игорь готов. Перестроение закончено. Передние тянущие колеса стоят строго параллельно собственной оси машины. Мягкое нажатие на педаль акселератора, и «лансер» как танк, как трактор, на своих зимних пойдет торить десятисантиметровый слой сизого, одновременно и хрустящего, и чмокающего птичьего молока. И сделает, всех сделает, сначала зародыш черепашки «витц», потом такой же праворукий, но уже широкий, взрослый комодик «эйч-эр-ви», а там увидим, кажется, «шаха»…

Удар. Как будто вырвало кусок переднего моста. И гул, вой, рокот – все сразу вместо привычного простого шипенья равномерного движенья. Случилось что-то, отчего машина не может и не хочет больше ехать. Только сползти к обочине. Зарыться в белый помет – слой снега, упавшего с небес, украшенный сверху ошметками, цветами грязи, откинутой с дороги колесами всех тех, кто здесь не остановился, а проехал. В том числе и той неторопливой нитки разновеликих разноцветных бус, которые нанизала и тянула за собой китайская, желтая с бордовым воровайка. Как медленно она плелась еще мгновение тому назад, и как сейчас же улетучилась, буквально утекла за плавный перелом дороги, оставив Валенка одного, застрявшего в чавкающей, хлюпающей снежной жиже. Как не снесло, не закрутило, удивительно. Просто осел налево и стал жевать холодец мая.