Рассказы о животных

– Здравствуйте, – сказал Игорь, подходя к компании ценителей и экспертов.

– А, это вы… Здравствуйте, здравствуйте, – Альтман не просто обернулся, он улыбнулся широко, приветливо и первый протянул Валенку руку. Физиономия его светилась матово и нежно, как теплый лечебный парафин.

– Ну как вам? – при эти словах директор российского представительства немецкого концерна что-то такое в воздухе нарисовал ладонью, должно быть призванное повторить элегантный контур недорыбы-полугрызуна цвета серебряный металлик.

Игорь подумал, что среди набора непристойно звучащих для русского уха брендов и марок – «ниссан», «пассат» – этот «ссанг-йонг» – что-то особое в своей напыщенной, самодовольной вычурности. Какой-нибудь исконный немец, тот же Бурке, конечно не мог и не должен был, наверное, ухватывать и понимать издевку и насмешку этих свистящих, неизбежно в воображении рождающих шипящие, но Альтман, карагандинский уроженец… Экий, действительно, слепоглухонемой болван…

– Автомат? – с ответною улыбкой поинтересовался Игорь.

– О да, полный пакет, – обрадовавшись встрече с понимающим человеком, от удовольствия зацвел, зарделся Альтман.

– Ваша личная или компанейская?

– Компанейская, кончено.

– Тогда немного странно, – осторожно, ни на секунду не переставая радировать весь обязательный светский объем дружеских чувств, добавил Игорь, – все-таки немецкая компания, и вдруг продукция корейского автопрома?

Разочарование Альтмана ярче всего выразила его русая эспаньолка. Она блеснула.

– Вы, может быть, в сетях и разбираетесь, Игорь Ярославович, а в машинах, как я вижу, нет.

– Из чего это следует?

– Из того, что это на самом деле «мерседес».

– Правда? – так искренне и просто удивился Игорь, что Альтман его немедленно простил и что-то потом долго залечивал про эксклюзивную лицензию и фирменный надзор за качеством.

– Ну что же, поздравляю, в таком случае, – Игорь еще раз пожал Роберту Бернгардовичу руку, – Европа по азиатским ценам – это действительно разумно.

А вот у Бурке был «бимер». Старый, но настоящий, с собачьим хищным носом радиатора и волчьими раскосыми глазами фар. Пригнанный еще из Германии, как часть стартового капитала компании «КРАБ Рус». Такой до капли весь оттуда, что полное название его, казалось, должно было звучать, как-то особо неуклюже и тяжеловесно, не просто «бимер», а «бимервельде» или даже «дас бимервельдештурмбанштюк». Потому что и сам Вольфганг Бурке был настоящим, подлинным «штурмбанштюком», а Роберт Альтман – так, пародия. Недостойная даже и шуточного «опфеля». Консервной банки на колесах «континенталь». «Континентальмайер».

Но почему же тогда, почему, Игорь Валенок, сам пародия на собственного отца, карикатура, ненавидит эту шестую карагандинскую воду на двести лет как волжском, русском киселе, с такою несмешною силой и такою убийственною неизбежностью? А главное – зачем?

* * *

В начале августа тайна внезапно вспыхнувшей привязанности и теплоты открылась. Дочь, Настя, оказывается, решила выйти замуж. За немца. Сменить потешную нездешнюю фамилию Валенок на столь же анекдотическую чужеродную Шарф.

Но это лишь полдела. Полшага. Сама по себе перемена гардеробной классификации вовсе не была смыслом или целью этой затеи. Замужество рассматривалось исключительно и только как средство. Уехать. Уехать навсегда.

Три года все-таки жила надежда, что этот Анатолий Шарф, водитель машины скорой помощи, с двумя немного начатыми высшими образованиями, – какой-то промежуточный, временный вариант. Все-таки детей не было. Не было внуков. Но именно это, отсутствие потомства, как выяснилось, вовсе не аргумент защиты, а в точности наоборот, номер один нападения. Едва ли не основание всему, императив.

– И в любом случае, время рожать, а это можно и нужно делать только там.

– А ты что, собралась?

– Ну, двадцать шесть, чего ж тянуть-то дальше? Блин, пора. Самое время, папа.

Когда она сказала это, Игорь невольно скользнул глазами по ее фигуре. Настя стояла вполоборота, мыла посуду, а Игорь сидел напротив за кухонным столом – лучшей позиции для визуальной оценки и прикидки не придумаешь, но ничего прикинуть, тем не менее, не удавалось. Кругленькая, пухленькая дочка не выдавала своих секретов. Есть уже что-то или нет, само решенье принципиально принято.

И сразу вспомнилось, как это тут же обнаружилось у невесомой, гибкой Алки. Довесок. Кулачок, толкавший ее смуглый маленький пупок вперед, как лампочку. Казалось, он и вправду светится, этот глазочек со складочкой внутри, такой похожей на нить накаливания. И в это верилось, когда в ночи стыд всю свою жизнь перерабатывавшая в смех и безрассудство, пузатая жена легонько терлась о его щеку жарким футбольным подбрюшьем и спрашивала хитро:

– Тебе журнальчик принести на сон, или свисток в игре?

В игре, в игре, конечно, черт возьми…

А между тем, дочь на него смотрела через плечо и усмехнулась. Обыкновенно, как полагается в подобной ситуации по всем законам и правилам естественного распорядка природы и вещей. Со снисходительным высокомерием, с мягким презрением. По-женски.