Рассказы о животных

Да теперь это вовсе и не блиндаж, а просто барсучья нора, где спокойно живёт семейство лесных зверей. И глазастые ромашки тоже забрались на самый верх, на сгнившие брёвна, и глядят на меня, как глядели когда-то в детстве; и лиловые колокольчики столпились у самого входа, качают головками, будто тихонько звенят о том, что уже наступает пора выходить на луг, косить густую, пахучую траву, а вечером зажигать костры, смеяться и петь весёлые песни.

Я огляделся кругом, и на душе у меня стало так хорошо, так радостно! В каждом цветке, расцветшем на сгнивших брёвнах, в каждой зелёной ветке чувствовалось столько свежести и молодой, здоровой силы… Они тянулись к солнцу, они хотели жить и всем своим видом твердили о торжестве жизни, которая сможет выдержать самые тяжёлые испытания, выдержать и победить.

Маленький лесовод

Шёл я однажды зимой по лесу.

Было особенно тихо, по-зимнему, только поскрипывало где-то старое дерево.

Я шёл не торопясь, поглядывая кругом.

Вдруг вижу — на снегу набросана целая куча сосновых шишек. Все вылущенные, растрёпанные: хорошо над ними кто-то потрудился.

Посмотрел вверх на дерево. Да ведь это не сосна, а осина! На осине сосновые шишки не растут. Значит, кто-то натаскал их сюда.

Оглядел я со всех сторон дерево. Смотрю — немного повыше моего роста в стволе расщелинка, а в расщелинку вставлена сосновая шишка, такая же трёпаная, как и те, что на снегу валяются.

Отошёл я в сторону и сел на пенёк.

Просидел минут пять, гляжу — к дереву птица летит, небольшая, поменьше галки. Сама вся пёстрая — белая с чёрным, а на голове чёрная с красным кантиком шапочка. Сразу узнал я дятла.

Летит дятел, несёт в клюве сосновую шишку.

Прилетел и уселся на осину. Да не на ветку, как все птицы, а прямо на ствол, как муха на стену. Зацепился за кору острыми когтями, а снизу ещё хвостом подпирается. Перья у него в хвосте жёсткие, крепкие.

Сунул свежую шишку в ту расщелинку, а старую вытащил клювом и выбросил. Потом уселся поудобнее, опёрся на растопыренный хвост и начал изо всех сил долбить шишку, выклёвывая семена.

Расправился с этой, полетел за другой.

Вот почему под осиной столько сосновых шишек очутилось!

Видно, понравилась дятлу эта осина с расщелинкой в стволе, и выбрал он её для своей «кузницы». Так называется место, где дятел шишки долбит.

Засмотрелся я на дятла, как он своим клювом шишки расклёвывает. Засмотрелся и задумался:

«Ловко это у него получается: и сам сыт, и лесу польза. Не все семена ему в рот попадут, много и разроняет. Упадут семена на землю. Какие погибнут, а какие весной и прорастут…»

Стал я вокруг себя оглядываться: сколько сосенок тут из-под снега топорщится! Кто их насеял: дятел, клесты или белки? Или ветер семена занёс?

Едва выглядывают крохотные деревца, чуть потолще травинок. А пройдёт тридцать — сорок лет, и поднимется вот на этом самом месте молодой сосновый бор.

Полуночник

Мы с дедом, лесником, возвращаемся с охоты на вальдшнепов, по-нашему, по-охотничьему, — с тяги.

Весна. Ночь. Весь лес, и небо над ним, и всё кругом залито прозрачным лунным светом.

Молодой месяц тонким лимонным ломтиком желтеет в вершинах деревьев, и кажется, что от него разлилась в воздухе душистая, терпкая свежесть.

Мы идём по лесной вырубке. На зеленоватом небе будто тушью выведены чёрные силуэты одиноких сосен. Лес спит. Спят в вершинах деревьев чуткие лесные птицы.

Вдруг перед самым моим лицом кто-то бесшумно взлетает. Невольно вскидываю ружьё и тут же опускаю. Ведь это не дичь — это ночная ласточка-козодой, по-деревенски «полуночник».

В тот же миг раздаётся выстрел. Козодой спотыкается в воздухе, падает.

— Дедушка, зачем ты стрелял? Ведь это же полуночник.

— Знаю, потому и стрелял, — ворчит дед.

Я поднимаю убитого козодоя. Странное существо. Ни на одну птицу не похож. У всех птиц клюв как клюв, а у этого настоящая пасть, как у лягушки.

В тусклом лунном свете на теле птицы перьев не видно, и вся она, серая, как мышь, с длинным хвостом и широко раскрытой пастью, кажется каким-то фантастическим животным, неизвестно откуда залетевшим в наши трущобы.

— А жаль, дедушка, что ты его убил, — говорю я, — хорошая птица. Для леса пользу приносит — ночных бабочек и других вредных насекомых ловит.

— Это кто, полуночник-то?

— Ну да.

Дед неодобрительно качает головой:

— Вот уж кого нашёл похвалить — полуночника!

— А почему ж его не хвалить?

— Не к добру он. Как залетает, закружит перед тобой, так и знай — беспременно в лесу и сам закружишься. Сойдёшь с тропы — и пошёл без дорог колесить. Одно слово — тёмная птица.

Мне смешно, что старик об этом говорит так серьёзно.

— А откуда, дедушка, ты про неё такое знаешь?

— Про неё-то? А ты-то вот знаешь, откуда эта птица?

— Расскажи, пожалуйста.

— То-то, «расскажи»! Да что толку? Не поверишь небось, что зря рассказывать.

— Почему же не поверю? Ты всю жизнь в лесу, немало нагляделся.

Дед молчит. Потом нехотя начинает:

— Да я-то этого не видал, а старые люди сказывают. Значит, верно, что было… Небось знаешь, над речкою, в крутояре, что за деревней, на самой излучине ласточки-береговушки живут?

— Ну и что же?