Рассказы очевидцев, или Архив Надзора Семерых (сборник)

Прошение из Ясных Заусенцев поступило на высочайшее имя. Его вручили королю вместе с другой прошедшей строгий отбор корреспонденцией. Нечасто среди посланий от монархов сопредельных держав, верительных грамот послов и ходатайств вельмож, ущемленных в правах, встречается такая «слезница»-челобитная. Если уж робкие сельчане отважились писать лично государю, а бдительные канцелярмейстеры дали бумаге ход – значит, в прошении содержится важная изюминка.

Последний раз канцелярия так рисковала, когда в Малых Валуях нашли пряжку от сандалии Вечного Странника. Пряжка, между прочим, оказалась подлинной: творила чудеса, облегчала дорогу дальнюю и оказывала снисхождение паломникам.

Его величество хмыкнули с интересом и углубились в чтение. Затем Эдвард II около часа пребывал в задумчивости, кушая фисташки. Наконец король просветленно воскликнул: «О! Серафимушка!» – и, звякнув в колокольчик, велел слуге отнести письмо Серафиму Нексусу.

С указанием разобраться и по исполнении доложить.

– …вот, разбираюсь. На, дружок, почитай. Ехать-то тебе придется!

– Куда ехать? – оторопел Мускулюс.

– Не кудыкай, дорогу закудыкаешь, – строго напомнил вредитель.

– Далеко ли? – поправился малефик.

– В эти самые Заусенцы. Проклятие у них, понимаешь!

– Проклятие? Кто их, телепней, проклял?

Старец развел руками на манер уличного фокусника. Складывалось впечатление, что он вот-вот должен был достать из шляпы незнакомца-проклинателя, да передумал. Или фокус не удался.

– Нихон Седовласец. Сто лет назад.

– Нихон? Ерунда! Он никогда никого…

– Знаю, отрок. Не проклинал. Никогда, никого, ни за что. А этих, выходит, проклял. Аккурат в Гурьин день Нихонову проклятию сто лет исполняется. Поедешь, зарегистрируешь в «Старую клячу»…

«Старой клячей» в лейб-малефициуме именовали «Клятый свод» – перечень известных Высокой Науке проклятий, с фиксацией прямых и косвенных воздействий, а также с базовыми методиками снятия. В свое время Андреа чуть не свихнулся, заучивая: «На объект, на жизнь объекта, на окружение объекта, на посмертие объекта, на объектальную деятельность…»

– Скорей всего, глупость несусветная…

– Разумеется, глупость! – согласился Мускулюс. – Совершенно незачем туда ехать! Виси над поселком реальное проклятие, да еще Нихона Седовласца – все б давно оттуда разбежались. А раз живут – значит, вранье. Выдумали тоже…

– …А с другой стороны, – как ни в чем не бывало продолжил лейб-малефактор, и Андреа прикусил язык, – вдруг там и впрямь Нихоново словцо обнаружится? А? Ты вдумайся: единственное проклятие Седовласца! Такой случай упускать нельзя, дружок. Изучить надо, вникнуть. Если оно до сих пор действует – подпитать манкой, под охрану взять… Как ценный раритет и памятник Высокой Науки.

Старец чихнул от возбуждения.

– Езжай, езжай, отрок! Нечего в столице киснуть!

«Вечный Странник, ну почему – я? Почему – именно сейчас?!»

– У меня отпуск, – отважился напомнить Мускулюс. – С завтрашнего дня.

Серафим милостиво покивал.

– Разберешься с этими, проклятыми, – и бегом в отпуск. Заслужил. А если окажется, что зря челом били… – лейб-малефактор причмокнул от удовольствия, блестя глазками-вишенками. – Помяни их незлым тихим словом. Чтоб занятых людей от дела не отрывали.

– Мы с женой вместе собирались! – в отчаянии выложил малефик последний козырь. – Она уже из Чуриха сюда вылетела. Наама не поймет…

– А ты на меня сошлись, дружок, – подмигнул лукавый старец. – Скажи: я тебя силой принудил. Вали кулем на нас с королем! Жена поймет, ты уж не сомневайся. Она у тебя умница, я в курсе…

Кряхтя, Нексус стал выбираться из-за стола. Сухая, похожая на птичью лапу ладонь чуть не смахнула на пол стопку книг в переплетах из лилльской кожи. Среди гримуаров явственно различались «Этические парадоксы высшего малефициума» Целтуса Масона и классический труд «Дифференциальное счисление малефакторных воздействий» Альбрехта Рукмайера.

«Рука славы», висевшая на стене, небрежно скрутила кукиш, давая понять, что аудиенция окончена.

Мускулюс с сожалением окинул взглядом длинный стол, установленный прямо во дворе Юрася Ложечника. Он успел отдать должное и наваристой ухе, и печеным баклажанам с чесноком, и мясной кулебяке с пылу с жару, и подчеревине, копченной на вишне. Под шкалик-другой «сливянчика» еще можно было бы…

Он сурово пресек предательские мысли.

– Шкварочек, мастер?

– Благодарю, достаточно. Не пора ли нам перейти к делу?

– Да-да, оно, конечно… – староста с шумом выдохнул. – Я готов.

Выглядел Юрась – краше в гроб кладут.

– Про вас я помню. Отправьте кого-нибудь за другими. Мне нужны потомки свидетелей. Главное, чтоб помнили рассказы пращуров об известном нам событии. Человек пять наберется?

Староста наморщил лоб.

– Кжыш Тесля, Маланка Невдалая, Яшик-сукоруб, – он загибал корявые пальцы. – Братья Сычи, ясен заусенец. Ну и Брёшка Хробачиха, куды ж без этой гадюки… Эй, Марек, подь до батьки!

Когда белобрысый Марек, получив подробные инструкции, умчался прочь, малефик наклонился вперед, поймал взгляд старосты – и не отпустил.