На улице был поздний зимний вечер и на вывеске около входа я разглядел только последнюю цифру — 3. Возле двери располагался остаток древнего ледника, который, впрочем, я успешно преодолел. Поиски ручки к успеху не привели и лишь благодаря некоторой подготовке мне удалось попасть внутрь. Надо отдать должное — там было немного светлее, чем снаружи. Неясные контуры при ближайшем рассмотрении оказывались более-менее обычными вещами. Один из быстро приближался ко мне и обернулся встрепанное старухой с дико горящими глазами. «Сынок, ты только мне правду мне скажи, обязательно! Ведь и ты отсюда, правда же!??» «Конечно, конечно, бабуся», — поспешил я отделаться от нее, — «Все мы отсюда … в некотором смысле». Сбоку стояла компания с нездоровым блеском в глазах. Двое из нее подошли ко мне, — «Друг! Понимаешь… мы тут… в общем — Десятым будешь? На кефир не хватает!» Как ни жаль было рушить их надежды, но требуемой суммы у меня уже два дня как не было. До лестницы я добрался уже без происшествий. На нижней ступеньке сидел человек, и обхвативши голову руками, тихо раскачивался из стороны в сторону. «Ведь я же просил его! Умолял!», говорил он, ни к кому не обращаясь, — «Ну что ему стоило! Только бы спросил меня… Ну я же просил!» Послышался слабый писк, за ним — дикий крик: «Вот он! Хватай его, хватай! Ведь весь обед съел!» — и три аскетичного вида юноши прогрохотали по лестнице вслед за мышонком, явно более способным бегуном. Я тем временем добрался до второго этажа. И снова меня спасла подготовка. Я успел рухнуть на пол за полсекунды до того, как летающая тарелка пролетела на уровне моей головы. Заканчивая свой полет, она врезалась в висевший на стене огнетушитель и разбилась. Огнетушитель решил ограничиться тихим шипением. А уже шел к третьему этажу. На площадке между вторым и третьим этажом стояли влюбленные, три или четыре пары. Сильно сомневаясь, что могу их смутить, я все же постарался побыстрее пройти мимо. На третьем этаже царил полный мрак. Вне пространства висели звуки и запахи неизвестного происхождения. Поскрипыванья, шорохи, всхлипы, похрюкивание, чмоканье, вскрики, обрывки фраз, либо неразборчивых, либо нецензурных; издалека нестройный хор душевно пел — «… дочь камергера…» Запинаясь о чьи-то конечности, я проследовал далее. Между третьим и четвертым этажом снова стояли парочки. Поднявшись на четвертый этаж, я столкнулся с группой изможденных людей, стоящих плотным кольцом вокруг парня со сковородой в руках. Все были в явном шоке, лишь стоящий в центре шептал упавшим голосом: «А ведь говорили — не подгорает… С тефлоновым покрытием…» — и ковырял пальцем угольки в сковороде. Похоронное молчание толпы нарушил субъект с синевой под глазами и с пустотой в них. Он подходил к каждому и с горячностью говорил: «А ведь Эйнштейн был прав! И никакой Китаев меня не переубедит! Прав Эйнштейн, тыщу раз прав! Ведь ты согласен?» — с подозрительностью спрашивал он каждого. «Прав, прав, конечно прав!» — успокоил я его, — «И все-таки она вертится». «Ты друг! А вот они все, все там», — он неопределенно махнул рукой, — «они не понимают! А ведь это все элементарно, как пятый угол в колесе! Стоит только посмотреть на восход молекулы в лучах турбулентности! Кстати…» — он снова подозрительно посмотрел на меня. «Я видел, видел. И даже уверен, что эвтектика напрямую связана с эклиптикой». Вполне удовлетворенный, он ушел ловить других жертв. Мне редко когда удавалось пройти мимо четвертого этажа, не встретив его здесь, и на этот раз я еще довольно быстро от него отделался. Но на лестнице на пятый этаж меня ждало более серьезное препятствие. Путь преградили трое парней внушительных размеров, с характерным запахом и в уставных головных уборах. «Нет, ты только скажи — ты пехоту уважаешь?» — хрипло пробасил, пытаясь пойматься за мой воротник.