Рассказы поэта Майонезова (СИ)

- Ничего - ничего, мой Огонёк, - раздался хрипловатый баритон Котса, от которого у путников по спине побежали мурашки, ты же моя маленькая пиратка, мой самый классный супер, мой любимый супрёнок! Мой непобедимый супрёныш!

Кро заглянул в темный угол кухни, надеясь увидеть там самого Котса, а Пыш со слезами на глазах протянул, было, к найденной внучке руки, но озадаченный профессор сделал запрещающий жест.

- А если это технократический клон?! Посмотрите на ее рост, силу, голосовые возможности, 'технаки', вероятно, что - то сделали Глории! - прошептал энергично Войшило.

И все разом вспомнили рассказ Гло о ее пребывании в плену у 'технаков', когда они утащили ее из госпиталя на свой корабль, а Котс пришел и освободил ее, а вскоре Гло поняла, что ждет ребенка ...

- Маманя, я берегу твой цветочек, хоть бы ты пришла за мной, - послышался детский просящий голосок, - они меня зовут Каре Сарыгом, но я не знаю, кто это, может он похож на медведя? А своего первого медведя я завалила, когда мне исполнилось двенадцать лет, он оставил мне шрам на шее! Это было очень больно...

Девушка откинула волосы, спадающие до медвежьих шкур на полу, и показала матери, с которой она, якобы, общалась в своем домашнем театре, большой фиолетовый шрам.

- Бедный мой Огонёчек! - раздался сострадательный голос Глории.

Путники от этого голоса зашмыгали носами и заморгали часто глазами, Пыш закрыл лицо руками, а Мушка зарыдала, не в силах удерживать свою боль.

Каре Сарыг вздрогнула, напряглась всем телом и повернула к ним лицо. Гостей, словно жаром обдало, каждый из них подумал: 'Что- то здесь не чисто!', увидев неземную красоту девушки.

У нее была матовая, словно светящаяся изнутри кожа, как у Глории; на абрикосового цвета щеках бархатился детский пушок; черные брови вразлет, как у всех чад Пыша, удивленно дрогнули; алый рот приоткрылся и улыбнулся; а зеленые, словно весенняя трава, глаза Котса глянули с доверием на гостей и остановились на высокой плачущей Мушке, на которую очень была похожа Глория.

- Маманя, - словно простонала с нежностью и невыразимой радостью девушка, протянув к ней большие сильные руки.

Мушка хотела броситься к внучке, но Пыш остановил ее резким движением. Руки девушки повисли в воздухе, а глаза, эти необычные, непривычные, ужасающие глаза наполнились удивлением.

- Вы все сошли с ума! - с чувством воскликнула Варвара Никифоровна, отталкивая останавливающие её руки, - Это же наша Ровенушка! Птичка моя маленькая, моя крошечная девочка!

И Варвара Никифоровна бросилась к девушке, горячо обнимая ее и осыпая поцелуями золотистую макушку.

Ровена обхватила ее сильными руками, зажмурилась от счастья, прижалась к ней и прошептала с улыбкой: 'Бабулёнок! Мой маленький бабулёнок!'

Стоящая Варвара Никифоровна, которая действительно была только на несколько сантиметров выше сидящей девушки, не стеснялась счастливых слез.

- Я остаюсь здесь ночевать, а вы все идите к Фуксии! - заявила растроганная Тетушка, вкладывая в слова 'идите к Фуксии' глубокий смысл.

- Мы с Поди тоже остаемся здесь! - решительно произнесла Мед, - напоишь нас, племяшка, чаем с клюквой, у тебя ее полно?!

- Нет, - виновато произнесла Ровена, - клюквы нет, только брусника, но я завтра принесу из леса клюквы целую корзину!

Девушка поднялась, радуясь гостям, которых обдало новой волной страха. Перед ними стояла богатырка с пристегнутым к поясу охотничьем ножом, в которой было более двух метров роста.

Кро громко кашлянул, уведомив друзей о том, что спускается на улицу, остальные в молчании потянулись за ним, судорожно вцепляясь в перильца высокого крыльца.Через дорогу в слабоосвещенном окне металась большая тень, Фуксия, казалось, энергично стирала в тазу. Семеро путешественников вошли нерешительно в избу и увидели, что хозяйка энергично чистит и потрошит еще живую рыбу, едва справляясь с ней. Вторая рыбина уже шипела на большой сковороде, издавая аппетитный запах. Пахло душистым травяным чаем. С печи доносилось громкое сонное посапывание. Хозяйка, закончив битву, убрала со стола, вымыла руки, достала бутыль со смородиновой настойкой и, охотно рассказывая о деревенском лесном 'житье - бытье', принялась нарезать свежий пористый хлеб. Береза и Рокки с удовольствием помогали ей разливать чай и раскладывать готовую рыбу по тарелкам.

Профессора мучали и угрызения совести, и смутная тревога. Наспех выпив кружку чая, он вышел на крыльцо. Оранжевое окошко стало чёрным.

Не замечая стоящего в тени Войшило, крадущейся походкой прошла наряженная молодая баба с узелком и длинной толстой косой из - под платка. 'В такое время? - подумал профессор, - Не иначе, как на свидание'.

Из тени от соседней избы вышла такая же, с узелком и косой, и окликнула ехидно первую: 'Огородами пробираешься, Снегурушка?!'

- Не твое дело, Мизгириха! Беги домой на своих тощих волосатых ножках! - огрызнулась первая.

- Это у меня - то, тощие?! - завопила вторая, проворно откладывая узелок к забору и бросаясь на обидчицу.