Рассказы разных лет (сборник)

Несмотря на намеренную лихость заявлений, я ни разу не улыбнулась. Уж больно эти тезисы пересекались с нашим разговором со Степой. Я никак не могла понять, чего же он от меня хочет… и все же чувствовала, что в этом начинает проступать какая-то система.

Жуткая, пугающая система.

Мне опять было страшно. Очень страшно. До этой минуты я будто все еще верила, что со мной такого не может быть. Что это все какая-то дикая шутка, и сейчас мне скажут, что «Первый канал» благодарит меня за участие в шоу со скрытой камерой… Нет. Теперь я уже не могла верить в это даже на уровне сумасшедшей последней надежды.

Выключив свет, я лежала в темноте. Заснуть я не боялась. Мне было слишком страшно для этого.

* * *

Часа через два, очень осторожно я приподняла одеяло и выбралась из кровати. Семеня на цыпочках и не включая света, натянула на себя одежду.

Дверь я даже не стала проверять. Осторожно раздвинула шторы, но за ним была стена, стена, стена… На меня накатил ужас. Я поняла, что окна за шторами не окажется, оно заложено кирпичом и заштукатурено давным-давно…

Окно было. Просто не очень большое, куда уже карниза для штор.

Снаружи было совершенно темно.

Кусая губы и молясь, чтобы окно не было заперто наглухо… Поддалось. Но боже, как же скрипело…

Снаружи было так тихо, в окно тянула таким могильным холодом, что мне стало не по себе. Наверно, я пересмотрела слишком много фильмов, где перевозили преступника, которому ночью удалось улизнуть от конвоиров — но, к сожалению, прямо в поселке, где на ночь все превращаются в зомби…

Я быстро перелезла через подоконник. Повисла на руках, вытянулась в струнку — и разжала руки.

То ли от страха, то ли второй этаж был не так уж высоко, но я даже устояла на ногах. Спружинив, я встала, уже прикидывая, в какой стороне дорога…

— Далеко собралась, детка?

У меня чуть не разорвалось сердце.

Я шарахнулась прочь от голоса и налетела на спину. Обернувшись, я рассмотрела лишь темный силуэт. Большой. И, кажется, лысый.

— Душ в номере не работает? — предположил кабан. — Пошли…

Он шагнул ко мне, беря за плечо… На миг я оцепенела, а потом вспомнила, что надо делать. Очень четко. Я даже сначала шагнула назад, чтобы он сделал ко мне еще один шаг, разведя ноги… и тут же я подалась обратно к нему, выбросив вверх колено.

Изо всех сил. Я очень старалась.

Но я никогда прежде не била мужика по яйцам. Это меня подвело. Вышло неудачно, я не накрыла цель коленом, лишь задела.

Парень взревел, как недорезанная свинья. Он согнулся, но его рука не слетела с моего плеча, а только стиснула еще сильнее.

И, с чувством обозвав меня публичной девкой в одно слово, он от души метнул меня об стену. Я вскинула руки, защищая голову…

* * *

На этот раз я приходила в себя долго и странно, всплывая из черных глубин — к серебристой поверхности, рябившейся чужими голосами…

— Отрезали… — ныл один. — Взяли — и отрезали…

— Думай в следующий раз, прежде чем лезть за телефоном.

— Саша!.. Ты понимаешь, что ты говоришь?..

— Прекрасно. А ты? У тебя их еще девять, но может остаться меньше.

— Саша…

— Что — Саша? Мне как сказали, я таких и выбрал. Один для генерации идей, сообразительный. Второй — разочарованная креветка, которая хорошо разбирается в леммингах. Чтобы срезал острые углы и разбавлял нужным уровнем серости.

— Черенок розы, и мешок навоза под нее?..

— Ты сказал.

— А ты это сделал! — вдруг рявкнул нытик.

— Но ты же в самом деле научился гнать это фуфло унылого драйва? Вон как мощно пошло. Фонтан прямо.

— Ты же прекрасно понимаешь, что это из-за серии! Если бы не раскрученная игра, то…

— Ну не прибедняйся.

— Саша… Как же ты мог…

— Вот так и мог, Вася. Деньги-то на конвент откуда брать? Думаешь, их за красивые глаза дают? Нет. Он мне — деньги. Я ему — чем могу… К тому же вы, московские, что-то последнее время часто стали на нас бочки катить. Так что считай, я просто выбрал свой краешек поляны.

— Не смешно, Саша.

— Не смешно? Это потому, что ты еще, выходит, не до конца проникся, как имитировать это унылое говно оптом. Знаешь, что тебе мешает? Любовь к раннему Джексону. Возлюби позднего Джексона. А еще лучше — Уве. Уве «наше все» Бола. Он такой же тупой, как жизнь.

— Саша…

— Что — Саша?! Раньше ко мне подходят — дай денег, дай денег! Деньги нужны за то, деньги нужны за се! А я что? Нет денег. Извините, ребята, все лимиты уже исчерпаны… Как последний нищенка… А теперь могу хотя бы как Уве. С задумчивой совестью, но полными карманами. Дают мне, конечно, не наци, как ему, а революци. И не золотыми коронками, а скважной жидкостью. Но зато дают. На конвент хватит…

Бред еще клейко держал меня, наверно, поэтому мне захотелось возразить, что это не Джексон, и даже не Бол, а чистый Тарантино, с его фирменными прогонами пустопорожних диалогов минут на десять, а то и больше.

Но тут третий голос позвал есть, и голоса уплыли.

Я открыла глаза.

Свет лился из другой комнаты. Я лежала прямо на полу, на медвежьей шкуре, одетая в незнакомый халат.

Двигаться я могла. И очень четко понимала, что если и дальше будет Тарантино — спасибо, нет. Это уже без меня, мальчики.