Почти сразу же к нему подошла официантка, немолодая женщина с вызывающе накрашенными губами. Сделав нехитрый выбор, он развернул газету и почти сразу в глаза бросился выделенный жирными буквами заголовок – «Памятники воюют между собой». Он начал лениво и рассеянно читать и вдруг его словно подбросило, поскольку в статье мелькнула фамилия Столярова. Федор резко встрепенулся и уже внимательно. Стараясь вникать в каждое слово, стал читать статью с самого начала. Автор статьи писал о том, что в селе Рождественском, бывшем колхозе «Красный путь», был поставлен памятник жертвам репрессий как раз на том самом месте, где раньше стоял памятник бойцам и командирам Красной армии. Особое внимание журналист обратил на имя Столярова, который, будучи заместителем начальника местного НКВД, на окраине села с пятью бойцами лично защищал отход беженцев и погиб в неравном бою, своею жизнью дав возможность спастись отходившим на восток женщинам и детям.
Федор отложил газету и перед его глазами отчетливо, словно на фотографическом снимке, возникла картина Дмитрия, мочившегося на памятник. Его руки затвердели, сжавшись в кулаки, и ему стало неизмеримо стыдно. Было стыдно перед самим собой, перед своим отцом, перед всеми теми, чьи имена были брошены на поругание среди грязи и мусора на околице.
***
…Суди, Господи, не по делам нашим, а по милосердию Твоему…
Допрос
-Садитесь, мадемуазель, будем же, наконец, французами в этой варварской стране.
-О, да, - насмешливо произнесла девушка, и непринужденно села на предложенный ей стул. Только одна она знала, сколько усилий стоила ей эта непринужденность, после того, как следователи Второго Бюро «побеседовали» с ней в подвалах печально известного дома номер семь по Екатерининской улице.
-Сегодня я в полной мере ощутила гостеприимство и знаменитую на весь мир французскую галантность моих соотечественников.
-Не буду скрывать, - продолжил майор, - словно бы не замечая ни кровоподтеков, ни иссиня-черных синяков на лице девушки, - положение у вас очень серьезное. Серьезнее некуда. Именно поэтому я и решил встретиться с вами лично. Надеюсь, вы понимаете веские причины, побудившие меня на это?
-Полагаю, что да. Равно как согласна с вами в том, что все очень серьезно, что мы с вами не в «Мулен-Руж» и не в одесском варьете.
-Я восхищен вашим умением шутить, мадемаузель, но время шуток кончилось. Когда заканчиваются игры…
-Это не игры, - резко перебила его девушка. -Если вам так угодно, то вы можете играть в карты в своей казарме или швыряться франками в казино. А в этой стране, в этом городе, на весы истории брошены судьбы тысяч людей, играть которыми в угоду богачей мы не вправе.
-Боже, какой пафос! – усмехнулся майор. -И все-таки, позволю себе с вами не согласиться. Для нас, я имею в виду французов, это именно игра, увлекательная, смертельно опасная, но все-таки игра. Люди – это просто пешки, которыми двигают фигуры посерьезнее, чем даже мы с вами. И что в этой игре значат судьбы каких-то русских варваров, если на карту поставлена честь Франции и ее процветание? Стоит ли их жалеть?
-Ваше право считать жизнь игрой, - бросила девушка и дерзко взглянула в глаза майора. -Но в данном случае это право есть право только лишь грубой силы, а значит, для вас только сила является основанием всякого права. В моем положении я вынуждена выслушать вас. Хотя мне это и неприятно.
-Оставим вопросы философии в покое. – поморщился майор. - И если позволите, давайте считать нашу сегодняшнюю встречу не допросом, а, скажем, беседой. Вы не против? Тем более, что я не буду пытаться что-то вызнать у вас. Как мне передали, вы утомили более молодых и энергичных следователей. Я противник жестокости, потому буду взывать к вашему разуму. Я надеюсь, вы понимаете, что ваша жизнь висит на волоске? И что только я один могу спасти вас от столь печального конца? Вина ваша доказана, вы нарушили все мыслимые законы, как русские, так и Франции. Вас ждет расстрел. Но есть выход. Он всегда есть.
-Какой?
-Поймите, вы же так молоды, вам еще нет и тридцати.
-Сорок два, майор. Мне уже сорок два.
-Разве? Ну что же, будем считать, что я ошибся в приятную для вас сторону. Девушка презрительно хмыкнула, но ничего не сказала в ответ, и слегка отвернувшись, стала смотреть в сторону от майора.
-Так вот, от имени французского командования, я хочу предложить вам необременительное соглашение, которое нисколько не повлияет на вашу дальнейшую жизнь. Вы сможете и дальше жить в Одессе, или же уехать с первым пароходом в нашу прекрасную Францию, где сможете вести добропорядочную жизнь во благо своей семьи. Ведь есть же у вас семья?
-А что взамен? Предательство?