Читаем Рассказы словенских писателей полностью

В чаще зашелестело, как если бы по ней бродило нечто огромное. Соседи слева и справа спали, похрапывая, да и все остальные уже изрядно клевали носом, старика занавесила ночь… Странник осторожно пошевелил затекшими ступнями, позвоночник пронзила боль, он глухо застонал, накидка съехала на землю… Никто не сдвинулся с места, как если бы все и в самом деле спали. В кустах раздался треск ломающейся ветки. Вот взять да убежать сейчас! До кустов — рукой подать. Несколько прыжков — и пока они продерут глаза, он уже будет в лесу, а там спрячется и дождется утра… Ему показалось, что неподалеку от него кто-то сопит. Прислушался. Сопели и храпели все, из долины веяло свежестью, и он сначала подумал, что ему лишь померещилось, а потом тело налилось такой тяжестью, что о побеге он уже и не помышлял. Осмотрелся, все явственнее ощущая, что там, в темноте, кто-то стоит, и все ждал, что вот-вот оттуда прямо к нему протянется гигантская длань… Топот раздался где-то рядом, и странник чуть не закричал от страха… Из долины будто волокли тяжкий груз — ломались ветки, их треск болью отдавался в черепе. Вот оно, все ближе, все белее… Смерть?

Оно остановилось совсем близко и долго-долго не шевелилось, пока он не решился открыть глаза. Кучка пепла. Рядом развалясь сидит вол и обмахивает себя хвостом. В груди стало пусто, в глазах все закачалось, завертелось по спирали, все глубже, глубже…

— Эй, ты! Есть чего-нибудь хлебнуть? — басовито, с нетерпением произнес вол, вытягивая шею. — Чего покрепче, а?

Зубы непроизвольно застучали, поджилки затряслись, из сжатого судорогой горла вырвался писк… Что и кому он собирался сказать, было неясно; все вокруг вертелось, ходило ходуном, пахло самогоном, хотелось орать, вопить, верещать…

— Что — нету? — недоверчиво переспросил вол.

— Нету вот, — виновато всхлипнул странник. Вол еще какое-то время молча пялился на него, мотая головой, словно соображая, что к чему, потом состроил беспечную морду и придвинулся вплотную.

— Ну и ладно, — сказал он. — На нет и суда нет, — и проказливо усмехнулся.

<p>Милан Деклева</p><p>Спасатель птиц</p><p>© Перевод Жанна Перковская</p>

На голове у него растет трава, из ноздрей струится сизый дым. Как может вместо волос расти трава? У него что — в голове земля? А этот дым завитушками — почему он такой сизый и вообще для чего он? Сизый он, наверное, от холода, а завитушки, потому что человек это непростой, сказала няня. Вспомнить бы… когда это было? Мы еще смотрели этот… как его там? Аппарат какой-то. Ящик. Экран называется. И был в нем тот человек, белый-белый. Выбеленный такой, как наша спальня. Няня сказала: светлая голова. А я все никак не мог взять в толк, почему она говорит «светлая» про то, что совсем-совсем белое? Я спросил няню: что со мной, отчего я такой бестолковый? Она сказала: «светлая голова» — это когда человек, например, изобретатель. Такие люди придумывают вещи, о которых еще никто и не слышал, потому что раньше их не было. Значит, «светлые головы» — это те, кто все время что-то изобретает.

Наверное, человек, у которого из ноздрей идет сизый дым, изобрел то, что превратило его в сизую печь, и теперь из него идет дым. Наверное, он изобрел и зеленую траву, которая может расти на голове, а не только на зеленом на лужку. Не только там, где в садочке выросли цветочки. Человек смотрит на меня. Качает головой. Он и знать не знает, куда потом девается сизый дым, который струится у него из ноздрей. Куда же он исчезает, этот дым? Я изо всех сил пытаюсь это понять, но у меня начинает пухнуть голова, и я делаю глубокий вдох. Такой глубокий, что слышно сипение. Чтобы не сипеть, я поднимаю голову и вижу, как по небу плывут облака. Мне становится легче. Голова опять легкая, а дым вливается в пышную пену облаков и там постепенно седеет. Седеет медленно, как моя няня, и становится дождем.

Это я уже не про няню — дождем становится облако. Оно становится дождем, когда ему грустно-грустно. Жаль, что облако нельзя ухватить. Няня говорит, оно слишком далеко, у меня рук не хватит. Неправда, рук у меня хватает — нет ничего такого, до чего я не мог бы дотянуться, дотронуться. Я могу потрогать все, что видят глаза. Когда я смотрю на солнце, мне становится горячо, и я начинаю скулить. Солнце я люблю, но смотреть на него боюсь, а если и смотрю, то сквозь решетку из пальцев. Или когда мы бываем в лесу, где много ветвей и листьев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2014 № 02

Похожие книги