Рассказы старого лешего

На почтовой таратайке трясусь по Военно-Грузинской дороге, подымаясь по Дарьяльскому ущелью. Облака густым туманом закутывают горы. Сырой, холодный ветер пробирается в каждую щелочку одежды. Кое-где лежит снег, стаями летают красноносые альпийские галки.

На задок моей таратайки прицепился какой-то оборванец с разбойничьей мордой и что-то оживленно лопочет с кучером на тарабарском языке.

Круто поднимаемся по берегу Терека. Терек бешено мчится вниз в белой пене, гремя камнями, прыгая по уступам скал. Вот высокая башня, а вот и еще такая же. В которой из них жила царица Тамара? Кто теперь живет в этих башнях?

Выше, все выше поднимаемся в горы. Открылись широкие просторы, покрытые снегом. Здесь ветер гуляет, то нагоняя, то унося облака. Набежит облако, и все окутает туманом — в трех шагах ничего не видно.

Подъезжаем к станции Казбек. Тут меня ожидает пренеприятная новость: дальше ехать нельзя — дорогу завалила снежная лавина и надо ждать, когда ее расчистят. Погода гнусная — то дождь, то снег, нависли тяжелые тучи, и холодный ветер пронизывает до костей.

В буфете ничего нет.

В мрачном настроении хожу по дороге и представляю себе, как теперь мой друг Анатолий ждет меня в Мцхете, как там все весело готовятся встречать Пасху. Там пекут куличи, стряпают всякие вкусные блюда. Светит солнце, тепло, радостно, а я тут буду сидеть один в заплеванной каморке, в холоде и сырости.

Мои мрачные думы прерывает казак:

— Послушай! Может, свести тебя через завал? Дашь три рубля?

Я готов расцеловать казака. На радостях даю ему пятерку. Казаки надели на меня бурку, усадили на коня, и мы поехали. Наши кони переправились через завал прыжками по брюхо в снегу. Светило солнце, и снег сверкал так ослепительно, что глазам было больно. Завал оказался не очень длинный, не больше километра, а там мы выехали на сухую дорогу, и перед нами открылась панорама цветущей Грузии. На станции я распрощался с казаками, сел в почтовую тележку и покатил вниз, вниз, в Мцхету, к друзьям.

Вот и Мцхета. Как перстень бывает украшен сияющим бриллиантом, так Мцхета может гордиться своим собором, построенным в IV веке во имя Двенадцати Апостолов.

Громадное здание собора — строгое, лаконичное — снаружи украшено каменными орнаментами, а внутри вся древняя роспись замазана известью по распоряжению какого-то русского митрополита. И мне не удалось в те годы любоваться древними фресками — собор внутри имел унылые забеленные стены.

В Мцхете знакомлюсь с людьми и достопримечательностями. Конечно, надо посмотреть монастырь, в котором «жил» Мцыри, полюбоваться реками Курой и Арагви. С Кавказом мы знакомы по дивным стихам Лермонтова, и когда смотришь на эти горы, невольно представляешь себе мчащегося коня с мертвым князем или летящего к Тамаре Демона. Все-все на Кавказе овеяно лермонтовской поэзией — каждый горец, каждый уголок природы.

У нас готовится свадьба. Анатолий и Катюша решили повенчаться. В древнем соборе, с грузинским попом, под пение грузинских певчих произошло венчание. Я держал венец над головой Катюши, над Анатолием — полковник Талоцкий. После венчания пировали всю ночь. Вино лилось рекой, пение, танцы, черномазые грузины, черноглазые грузинки, а кругом горы, а рядом гремит камнями бешеная Кура. Теплый ветерок шелестит листьями пирамидальных тополей, и с темного южного неба глядят яркие, большие звезды.

Отпраздновали свадьбу, и жизнь опять вошла в свою колею.

Анатолий должен съездить на станцию Гудауры. В дружине есть автомобиль, и вот на нем-то мы и поедем. Это точная копия «Антилопы-Гну», на которой ездил Остап Бендер. У этой машины дьявольский характер: она фыркает, хрипит, грохочет, и если заупрямится — ни с места! Такой же характер и у ее шофера. Шофер — армянин Ахан Бабаян — набит до отказа взрывчаткой: неожиданно он взрывается, и очень опасно быть близко около него.

Едем на «Антилопе-Гну». Она хрипит, гремит, чихает и вообще производит столько шума, сколько вряд ли удастся какой-либо другой машине. На дороге впереди показался доисторический фургон, запряженный парой буйволов. Ахан что-то кричит по-армянски. Погонщик тоже кричит и старается повернуть буйволов, но повернуть буйволов — дело нелегкое. Завизжали тормоза «Антилопы». Ахан взорвался. Он выскочил из машины, схватил здоровенный камень и бросился на погонщика. Тот кубарем покатился под откос к светлым струям Арагви. Вслед ему Ахан запустил свой камень.

Вдоволь наругавшись, Ахан садится за руль, и «Антилопа» вплотную проходит мимо буйволов. Мирно продолжаем свой путь дальше до следующей встречи.

Как-то полковник Талоцкий говорит мне:

— Пойдемте прогуляться, кстати, посмотрим наши посты.

У первого же поста мы увидели умилительную картину: ружья составлены в козлы, а все часовые мирно спят в тени кустов кизила.

Полковник отнес и спрятал ружья и разбудил солдат. Каков же был их ужас, когда они увидели полковника и не знали, где их ружья. Ведь это грозит расстрелом! Но полковник только крепко поругал их, тем дело и кончилось. Времена были патриархальные!