Рассказы старого лешего

Бедная ночная бабочка вся дрожала. «Как я вам благодарна!» Опять я кому-то оказался нужен. Непонятно… Старый, еле живой мухомор — и вдруг нужен…

Первая, кто заметил надвигавшуюся беду, была мухомориха. Она стала зорко всматриваться в даль и тихо прошептала: «Мы пропали!» Я так же тихо спросил: «Кого вы видите?» — «Лоси! Сюда идут лоси… Они съедят нас! Бедный мой крошка…» Она в ужасе смотрела на своего очаровательного мухоморчика. Грибы не могут бегать… Им нет спасения… Теперь и я увидел двух лосей — они шли прямо на нас. Да это знакомые лоси. Сколько рисунков я сделал с них. Я их кормил ветками, я их ласкал, гладил.

Передняя лосиха уже увидала мухомориху с младенчиком и уже протянула морду… еще мгновение — и не станет счастливой мамы и прелестного крошки… «Аида! Аида! Не ешь, не ешь! Нельзя есть… Они ядовиты…» Как на крыльях ветра, подлетела Людмила Васильевна, трясущимися руками она ухватила шею Аиды и старалась оттащить ее от ужасных грибов. Но было уже поздно… Людмила Васильевна одним прыжком опередила Аиду. Удар ноги — я взлетел на воздух и рассыпался на куски… Я успел только ахнуть и взмахнуть рукой. Взмахнувши рукой, я задел за электропровод — лампа с размаха упала мне на голову. Железный абажур углом врезался мне в лоб, и я опять проснулся…. Тут и мертвый вскочит. Ничего не понимая, ошалелыми глазами я глядел на раскрывшуюся дверь. В двери появляется женская фигура. Фигура подходит ко мне. Я вижу, из глаз у нее льются потоки слез…

— Что с вами, Людмила Васильевна? Что случилось? Ради Бога, скажите, что случилось?

— Простите, что я вас разбудила… Это ужасно… Я не перенесу… Он не хочет, не может понять меня… Это выше моих сил… Этот Те… Те… Те… Теплов… — Тут рыдания повалили ее на мою кровать.

Я скорей вскочил.

— Сядьте. Сядьте! Это ужасно… Что же произошло? Что же, наконец, произошло?

— Этот Теплов… Он угрожает мне… Он и слышать не хочет. Он говорит, что это может кончиться выстрелом в висок… Нет, я не перенесу этого…

Я растерянно оглядываю комнату, отыскивая стакан, чашку или кружку и кувшин с водой. Ни чашки, ни кружки, ни кувшина с водой. Хватаю свою фляжку, с которой я обычно хожу на этюды, и всю замазанную акварельными красками небольшую пластмассовую плошечку. Кое-как, наспех, обмываю ее и наливаю воды. Стуча зубами, Людмила Васильевна пьет. Верхняя губа у нее стала ярко зеленой. Это чудная французская краска «lafrane ef bouryeois», но я все же хватаю тряпку и стараюсь стереть великолепную краску с губы Людмилы Васильевны. Потоки слез и предательская тряпка делают свое черное дело — лицо Людмилы Васильевны стало неузнаваемо. В самый разгар этой умилительной сцены в комнату ввалилась целая ватага неожиданных гостей. Ввалилась и застыла в недоумении:

— Простите… Мы, может быть, помешали…

Я в отчаянии бросил на пол злополучную тряпку и с яростью накинулся на Теплова:

— Смотрите, что вы наделали! Я не могу ее успокоить. Она говорит, что вы грозите ей выстрелом в висок. Несчастная женщина.

Теплов, спокойно глядя на расписанное лучшими акварельными красками лицо Людмилы Васильевны, тихо сказал:

— Это я хочу застрелить ее в висок? Нет, дорогой, скорей я сам застрелюсь от ее капризов. Подумайте, о чем плачет! Я распорядился убрать Аиду и Амнерис в загон. Загон большой, больше га. Свежий загон — никто в нем не был больше года. Сколько там травы, грибов, молоденьких веточек!.. А эта чертова Аида, того и гляди, кого-нибудь угробит. Вы знаете, удар передней ноги лося может насквозь проткнуть человека. Амнерис — та смирная, ласковая, а эта Аида любит только Людмилу Васильевну, а на всех других уши прижимает, и того и гляди, ударит. Людмила Васильевна, вы пойдете в Брыкин бор? Мы все идем туда и ваших дочек поведем.

Людмила Васильевна улыбнулась, кое-как привела себя в порядок, и мы всей толпой направились в Брыкин бор к зубровым загонам. С нами был и виновник всей этой кутерьмы, приехавший в заповедник записывать на магнитофон голоса природы, большой специалист этого дела Вепринцев. И вот случилось так, что Аида — эта баловница и любимица Людмилы Васильевны — невзлюбила Вепринцева. Недобрый огонек блеснул в ее глазах, и она решила прогнать несимпатичного ей человека с земли заповедника. Это бы ей, конечно, удалось, но ей помешали, и Вепринцев был спасен.

Наше шествие в Брыкин бор было весьма торжественно: впереди шел парень и вел в поводу обеих лосих — и Аиду и Амнерис. Дальше шествие растянулось по песчаной дороге. В самом конце шла Людмила Васильевна, удрученная тяжелой разлукой. Я всячески старался ее утешить… «Вы же понимаете, — говорила она, — как я могла привыкнуть, как могла полюбить этих моих девочек. Ведь я их выпоила с соски, я с них не спускала глаз. Они считают меня своей мамой… А тут их запрут в загон, и за ними будут наблюдать грубые мужики. Разве они могут понять нежные чувства?..» Слезы опять закапали из глаз Людмилы Васильевны. Походка ее стала неуверенной. Я скорей подхватил ее под руку, и мы так продолжали наш тяжкий путь.