Рассказы старого матроса

Я сидел в той же лодке, и, признаюсь, в этот миг у меня дух захватило.

Наступил решительный момент.

Кит, раненный гарпуном, всегда бросается улепетывать, как бешеный, и жизнь китоловов зависит от быстроты, с которой будет развертываться прикрепленный к гарпуну канат. Малейшая зацепка — и кит утащит лодку за собою в глубину моря.

Мы приготовились. Зачерпнули ведро воды чтобы поливать развертывающийся канат. Если его не поливать, то борт лодки может задымиться от трения.

Персон страшно откинулся назад и со всего плеча швырнул гарпун. Я никогда не думал, что человек может кинуть тяжелый гарпун, да еще с канатом, на такое расстояние. Недаром Персон был знаменит на всем Ледовитом океане.

Гарпун описал в воздухе дугу и глубоко засел в кита.

Я опомниться не успел, как кит помчался среди льдов, и канат начал развертываться с неимоверной быстротой. С других лодок полетели еще три гарпуна, и из них только один не попал в цель. Вне себя от боли и испуга кит несся, увлекая за собой лодки.

В течение восьми минут мы развернули полтора километра каната. Один из гарпунщиков ухитрился привязать свой канат к выступу огромной льдины.

Он думал таким образом остановить кита. Куда тут! Канат лопнул, как нитка, а кит ринулся на льдины и переломал их, как стекло.

Затем он нырнул.

Мы продолжали, затаив дыхание, развертывать канаты, зная, что кит долго не может просидеть в воде. Ему нужен воздух.

На поверхности моря остался кровавый след. Очевидно, гарпун задел кита за живое.

Теперь весь вопрос был в том, где появится кит. С судна между тем спустили еще несколько лодок с гарпунщиками. Персон вдруг заорал:

— Вот к той глыбе!

Не знаю, каким чутьем он угадал, что кит вынырнет именно у той глыбы. Но он не ошибся.

Кит вынырнул прямо среди всех лодок, и гарпуны полетели в него со всех сторон.

Несчастный кит, видно, не ожидал такого угощения. Он как-то оцепенел на мгновенье, а когда снова помчался, то напоминал уже не экспресс, а товарный поезд. Канат теперь уже можно было не поливать.

Кит потерял слишком много крови и скоро издох.

В тот раз мы дешево отделались.

Это была моя первая охота на кита. Потом я сам несколько раз швырял гарпун и ловко попадал, да этот способ скоро оставили. Изобрели особую пушку, которая палит в кита гарпуном с гранатой на конце. Эта граната взрывается в теле кита и наносит ему ужасную рану. Рукой так не кинешь. Да и прицеливаться можно куда лучше. При этом раненый кит редко держится очень долго. Обычно канат не бывает длиннее трех-четырех километров. Лодок не спускают, а охотятся прямо с парохода… Эх! Тут припоминается мне один скверный случай. Правда, таких случаев на море бывает немало, а всегда потом остается какое-то неприятное ощущение, вроде тошноты.

Я тогда работал на китобойном судне «Гренландия».

Хозяин судна был некий Ван-Гуль. Скупердяй — голландец.

Бывало, как увидит кита, так весь и зарумянится. Ну, да и то сказать, барыши он имел с них немалые. Хватало детишкам на молочишко. Главный китолов у нас был Жак Ламуль. Глаз у него был боек — просто ястребиный. Никогда не давал промаха из своей пушки.

Плавали мы, плавали — никаких китов.

Ван-Гуль совсем осовел и положил награду тому, кто заметит кита. Мы поочереди сидели в боченке. Случилось как раз, что во время моего дежурства забил на океане фонтанчик.

Я нагнулся вниз и закричал:

— Кит!

И указал направление — зюд-ост, кажется… Ну, да не в этом дело. Мы немедленно пошли на всех парах к намеченному пункту. Пушку зарядили, положили гарпун, и Жак Ламуль приготовился к выстрелу.

Смотрим, кит играет себе в воде, радуясь солнышку, ни дать, ни взять, словно огромный котенок.

Мы подошли к нему на расстоянии двухсот метров.

И вдруг в тот самый миг, когда Ламуль собирался палить, кит нырнул и исчез под водой.

Ван-Гуль так и затрясся от досады.

С полчаса ничего не было видно на поверхности океана. И вдруг мы слышим какой-то шум, и кит появляется в каких-нибудь тридцати метрах от парохода.

Пушка выпалила, и гарпун глубоко вонзился в тело кита, который мгновенно ринулся удирать.

Канат зашипел, развертываясь, и в то же время я услыхал, как вскрикнул Ламуль.

Он стоял, прижавшись к борту, и вследствие неожиданного поворота кита очутился между бортом и канатом. Канат приближался к нему с такой быстротой, что он не мог убежать.

— Рубите канат! — крикнул кто-то из матросов, а другой бросился к веревке с топором в руках.

От волнения забыли даже поливать канат, и он задымился.

Но когда матрос замахнулся топором, Ван-Гуль завопил:

— Не сметь рубить!

Топор замер в воздухе, и в то же время раздался ужасающий крик: Ламуль лежал на палубе в луже крови. Канат прижал его к борту и содрал всю кожу и мясо с его ног, как острый нож срезает ломоть сыра. Матрос, у которого в руке был топор, оглянулся на Ван-Гуля, и мы думали, что он раскроит ему череп. По правде сказать, никто не пожалел бы об этом. Но тогда еще матросы были здорово подтянуты. Охота продолжалась, несмотря на злобные взгляды, кидаемые на Ван-Гуля. Ламуль умер от потери крови через час или через полтора…