Его я часто видел на одном и том же месте – не самом, кстати, проходном, и запомнился он мне тем, что вызвал в моем подсознании тот самый позабытый образ Художника: шляпа, бородка, палитра в левой руке. Он прикасался кисточкой к холсту и отступал назад, щурясь – всё делал как надо. Однажды я решил посмотреть, над чем он так вдохновенно работает. На холсте художник изобразил окно, за которым льет дождь. На подоконнике, повернувшись к нам спиной и слегка прикрывшись занавеской, сидела обнаженная женщина с длинными распущенными волосами.
В общем, настоящий коврик с лебедями, только без лебедей. Работал художник медленно и вдумчиво, это вызывало уважение.
Через несколько дней я увидел его на том же месте за тем же занятием. Погода была серая и прохладная, дул ветер, с неба капало. Мне стало его жалко. Взглянув на холст, я с изумлением отметил, что работает он над тем же самым полотном – на мой невзыскательный вкус, оно было закончено. «Что, не покупают?» – спросил я, чтобы что-то спросить. Художник повернул ко мне удивленное лицо. «Почему не покупают? – сказал он несколько даже обиженно. – Покупают! Сегодня уже две ушли!» Под мольбертом у него стояла сумка, из которой выглядывали аккуратно свернутые в рулончики холсты с совершенно одинаковыми обнаженными на подоконниках.
А вы говорите – искусство.
Про радио
А ведь я еще помню, когда радио говорило нечеловеческим голосом. И было это совсем недавно.
Транслятор из веселенькой пластмассы включался в специальную радиорозетку и назывался радиоточкой. Он присутствовал в любой коммуналке, в любой парикмахерской или конторе и, сколько помню, всегда работал. Он имел в диапазоне три программы вещания, но, как правило, у всех стоял на первой кнопке. Впрочем, в особо важные для страны моменты программы синхронизировались.
Так вот по поводу голоса – я не смогу его сымитировать или достоверно описать. Примерно так говорит сегодня Сири – хотя у нее получается не так равнодушно-торжественно и более человечно. Были, правда, исключения – в детской передаче или в «Пионерской зорьке» пожилые тетеньки с театральным прошлым ненатурально изображали мальчиков и девочек, а в воскресной программе «С добрым утром» в голосах ведущих появлялась сладкая фальшивая задушевность.
Потом вдруг оказалось, что существует ФМ-диапазон, и на нем зазвучали, запели, заговорили первые станции. Заговорили своими, человеческими голосами! Я помню, как страна, оторопев, слушала Ксению Стриж – как вату из ушей вынули.
А потом количество станций стало расти, и через несколько лет ты уже не мог по трем секундам эфира угадать станцию. Конечно, три разных станции сделать проще, чем тридцать разных. Конечно, хорошо, когда много всего растет – плохо, когда растет одинаково. То есть это хорошо, но в питомнике. На колхозной грядке.
Одинаковые жизнерадостные болваны, разбавляющие своим трепом одинаковую безликую музыку, заполнили большую часть эфира. И как же отчетливо на этом фоне слышны голоса тех станций, ведущие которых сохранили способность мыслить, рассуждать, спорить – да просто иметь собственное мнение! Да, их мало – но ведь хорошего должно быть мало, верно? Я ощущаю их своими собеседниками, часто – единомышленниками.
Мне с ними интересно. И я благодарен им за это. А музыку я заведу себе сам. Ту, которую люблю.
Про сеть
Хотите послушать про сеть? Ладно, расскажу.
Я знаю, что многие мои друзья с большой опаской, а то и с некоторым ужасом относятся к одному из любимых моих занятий – подводной охоте. Чувства их основаны на незнании предмета, поэтому я стараюсь не беседовать с профанами на эту тему: рассказ летчика про то, как он чудом выровнял и посадил машину при сильном боковом ветре, будет нам, скорее всего, малопонятен и потому неинтересен. При этом его коллеги станут слушать его затая дыхание, восклицая и вспоминая похожие случаи из своей жизни. Но раз уж я решил рассказать про сеть, придется сначала попытаться объяснить вам, что такое подводная охота – и что это для меня.