Рассказы. Том 5. Одержимость

«А теперь, разрешите мне самым искренним образом поздравить вас с отличнейшими „Дьяволопоклонниками“, читаю я их, признаться, с большим удовольствием и неослабным интересом… Что касается Дальнейшей трактовки сюжета — то она, с точечными правками, в будущем безусловно заслуживает того чтобы быть представленной к публикации.

<…> Я взял на себя такую смелость добавить некоторые заметки и внести ряд корректив, что сказалось необходимым с исторической и географической точек зрения. Большинство из них сами говорят за себя.

Рудсфорд должен находиться за пределами колонии Массачусетского залива, так как строгий надзор, господствующий в этой жесткой теократической общине, никогда не допустил бы существования такого поселения. Кроме того, его местоположение должно быть перенесено в какую-то точку на побережье, не столь густо населенную. В Новой Англии еще на заре ее спешной колонизации уже к 1690 году прибрежная область вся была буквально усеяна процветающими городами и практически сплошь фермами. Два поколения оседлой жизнь почти что стерли все следы дикой природы и (после войны короля Филипа[13] в 1675–1676 годах) индейцев в этих местах видели редко.

Единственно, где могла существовать на побережье относительно неизвестная деревня, был бы Мэн — чья связь с Массачусетсом не прослеживается до 1663 года, и который не был частью этой провинции до июля 1690. Будь я на вашем месте, то расположил бы Рудсфорд между Йорком и Уэллсом, если конечно это для вас приемлемо. Прилагаю карту Новой Англии (ее вы можете оставить себе), на ней как раз отмечено новое местоположение. Какая бы то ни было экспедиция по дебрям должна начинаться из Портсмута, а не Бостона или Салема при изучении карты все само собой встает на свои места.

А в остальном же все вышло очень живописно — мое единственное замечание касаемо повествования заключается только в том, что сама природа ужаса Рудсфорда слишком скоро предстала перед Гидеоном. А оно стало бы намного сильнее, если б это откровение пришло с омерзительной постепенностью, спустя несколько дней адских подозрений… <…>

Впредь будьте крайне осторожны, с вводом в обиход архаизмов — ибо перегнуть здесь палку очень легко, тем самым, сделав манеру письма чересчур старомодной. Изучите орфографию на реальных образцах печати 17-го века. Я внес несколько правок в ваш основной образец на первой странице. Что касается губернатора Фиппса — то он не был следователем по делам лиц, обвиняемых в колдовстве до 1692 года, а только путешественником и солдатом удачи к слову, о его карьере тоже занимательно было бы почитать… <…>

Закончив читать рассказ, я спросил себя, должно ли его действие происходить до либо после салемского дела[14] в 1692–1693 гг. Безусловно должно быть позже, если вы хотите провести идею о том, что дело Рудсфорда положило конец колдовству в Новой Англии. Между прочим, тот самый колдун — зачинщик салемских бедствий, преподобный Джордж Берроуз, явился прямиком из Уэллса, штат Мэн, краев, что где-то неподалеку от нового местоположения Рудсфорда. Возможно, вы смогли бы это применить, будь на то ваша воля…

<…> Теперь, что касается идеи о сотрудничестве — признаюсь, что эта история соблазняет меня много больше, чем любая из тех, что попадались на глаза в последнее время, но я, честно говоря, вряд ли уверен в том, что смог бы вообще сейчас заниматься чем-то подобным…

<…> Как бы там ни было, такая задача для меня теперь несравненно сложнее, чем если бы я взялся самостоятельно выполнять ее от начала и до конца, и единственно возможным оправданием здесь служит только желание, чтобы эта идея была должным образом развита, чего в противном случае сделано быть не может. Итак, когда речь идет о „Дьяволопоклонниках“, я чувствую, что безусловно, вам не хуже меня удастся самостоятельно развить эту историю, поэтому и не испытываю за собой никакой вины в том, что предлагаю попробовать именно вам. На протяжении последних месяцев мне пришлось буквально наложить вето — чисто из инстинкта самосохранения — на все совместные проекты… тогда как многие мои собственные рассказы буквально просятся на бумагу.

Но, как я уже говорил, оставаясь в стороне от этой истории, в данном случае, я уверен в том, что она от этого нисколько не пострадает. Это отличный материал, и вы, как никто другой, способны на то чтобы прекрасно его отшлифовать. Шабаш описан блестяще, и умопомрачительней всего его кульминация. Перво-наперво же, что необходимо, так это сделать погружение путешественника в ужас тоньше и постепенней…

<…> между прочим, я чувствую себя сродни Гидеону, поскольку у меня в роду есть Годфри. 29 октября 1732 года мой предок Ньюмен Перкинс (род. 1711) взял в жены Мехитабель, дочь Джона Годфри из С. Кингстауна, Род-Айленд, и вполне можно предположить, что Джон приходился Гидеону кузеном, племянником или даже братом!

— Г. Ф. ЛАВКРАФТ.»