Крики вскоре после его ухода стихли, повисла тяжелая тишина. Андрей слушал ее, вдыхал приторный запах лекарств и смотрел на черный экран мобильника. Страх совершить непоправимую ошибку липким комом лежал в желудке — но Андрей всю жизнь верил в то, что нельзя принимать решения, руководствуясь страхом. Тем более, когда приходится выбирать из двух зол.
Он подумал про сына.
Если Данька узнает, что за их с матерью благополучие отец расплатился чужой жизнью, оставил друга в беде — что он скажет?
Если бы сам он знал своего отца — то что бы подумал, узнав такое? Смог бы дальше уважать?
Андрей криво усмехнулся.
К счастью или к сожалению, но благодаря тете Вале, которая очень старалась стать ему хорошей матерью, он вырос идеалистом. И не хотел бы воспитать из Даниила Прохорова того, кто ценит безопасность превыше всего. Пусть даже безопасность не только свою, но и, возможно — только возможно! — близких. «Как бы чего не вышло» — от таких рассуждений за версту несло гнилью. Иван надеялся на его помощь, и он должен был помочь.
— Я согласен, — сказал Андрей, как только Иван вернулся на кухню. — Где будем шаманить?
Тот, что в темноте оказался прав: день встречи настал.
— В подвале все нужное есть… Да оставь, там не ловит, только зарядку посадишь, — махнул рукой Иван, когда Андрей потянулся за мобильником. — Андрюха, не знаю, как тебя благодарить… — На осунувшемся лице застыла кривая, неловкая улыбка.
— Вот и не благодари, — отрезал Андрей. — Веди давай!
***
В подвале пол оказался выстлан досками: чтобы как в бараке когда-то. Но с потолка светила электрическая лампочка, а свечи были не из дешевого парафина: настоящие, восковые, ручной работы.
Час Иван рисовал на полу схему; бутылка португальского портвейна, которую он выпил за этот час, стоила десять стипендий.
— Видели бы мы эту картину двадцать лет назад… — пробормотал Андрей. — А видели бы — что с того?
Счастье приходило и уходило по воле слепого случая. Предел человеческих сил и удачи был ближе, чем хотелось бы думать. Одно лишь утешало: человек на то и назывался человеком, что через любой предел на полшага, но мог переступить; пойти против страха, против инстинкта, против самого себя.
Тварь из темноты Иван называл Шептарем, Андрей старался никак не называть: то, что не имело имени, как будто не существовало.
Иван проверил схему, положил в ее центр маленький черный камень и зажег свечи. Несмотря на все выпитое, сейчас он выглядел трезвым, как стеклышко.
— Ты уверен? — спросил он последний раз перед тем, как произнести заклятье.
— Уверен был капитан Титаника. — Андрей выключил свет и встал рядом с другом.
Вместе, как двадцать лет назад, они произнесли ненормальные, ломающие язык слова.
Но ничего не произошло.
— Вот так номер… Как думаешь, почему не сработало? — Андрей посмотрел на Ивана. О такой возможности они даже и не думали. Хотя сколько лет Андрей убеждал себя, что это все аномалия, ерунда, галлюцинации…
— Не знаю, — растерянно сказал Иван. — Давай еще раз все проверим.
Он подошел к лестнице наверх, щелкнул выключателем раз, другой — но свет не зажегся.
А потом темнота засмеялась.
***
Лена вжалась в кресло, глядя на аритмично подергивающуюся занавеску над закрытой форточкой.
Четыре часа прошло с тех пор, как свекровь и «батюшка» взяли их с Данькой в заложники. За это время они успели пообедать пельменями, попить чаю и как-то свыкнуться с происходящим, только свет Петр Ефимович зажигать не велел — сидели в темноте. Это было неуютно, однако тоже терпимо…
Пока темнота не зашлась зловещим трескучим смехом, как в фильме ужасов.
Через несколько секунд смех стих, но произведенный им эффект — остался.
Трясущийся Петр Ефимович крепко сжимал пистолет, тетя Валя с валидолом под языком металась по квартире, бормоча молитвы и разбрызгивая воду.
Потом вдруг со звоном сорвалась со стены железная сувенирная тарелка.
Потом зашевелилась занавеска.
Свекровь больше не выглядела сумасшедшей, а Петр Ефимович с его пистолетом больше не казался опасным, зато раздражал своей очевидной беспомощностью и бесполезностью. Что-то пошло не по его сценарию — и толку с него теперь было как с козла молока…
Лене едва удавалось совладать с собой, чтобы не броситься из квартиры прочь, рискуя получить от перетрусившего и психующего «батюшки» пулю. Только Данька испуг показывал разве что для виду, и заставить его тихо сидеть рядом было невозможно. Происходящее словно казалось ему занимательным представлением, чередой забавных совпадений, дополненных игрой воображения.
Наверняка так же казалось его отцу, подумала Лена, когда тот… вызвал к жизни
Свекровь опрыскивала и крестила занавеску.
Лена отхлебнула остывшего чая. Полшага отделяло ее от истерики — но она была намерена оставаться на месте.
Заварка из-за оставленного в чашке пакетика была слишком крепкой и горчила.
— Выкладывай, что знаешь! — Лена обратилась к трясущемуся «батюшке». — Или все еще беспокоишься за мой здоровый сон?