Все в Минае знали историю Моники, да и в других полисах тоже. Они с мужем были парой «неразлучников» — довольно нечастый случай в их мире. Большинство предпочитали краткосрочные отношения, даже самые прочные партнерства длились максимум сорок-пятьдесят лет, потом люди расходились, переезжали в другие города, начинали все заново. Да что говорить, многие совсем не помнили своих родителей! Это Анна с мамой сохранили дружеские отношения, мама даже переехала в Минаю после восторженных отзывов дочери. Зато отца она бы не узнала, столкнувшись с ним нос к носу. И такое не было редкостью. Системе пришлось внедрить в помощников специальный алгоритм распознавания, чтобы избежать близкородственных связей. А вот Моника и ее муж Тео жили вместе почти пятьсот лет. И все пятьсот лет они безуспешно участвовали в жеребьевке.
Удача раз за разом обходила их. Моника просто помешалась на своем желании иметь ребенка, забросила занятия и саморазвитие, перестала появляться на людях. И тогда Тео нашел выход. Он вписал в перспективный план юриспруденцию и годами штудировал законы и правила на предмет лазейки. И обнаружил, что существует закон наследования личного номера. Если человек убывает по своей воле (то есть не является преступником или носителем генетической ошибки, которого устраняют с помощью m-инъекции), то он может оставить завещание, где прямо указывает того, кому передается право обновления. И за все столетия существования Благодатного Пояса этим законом не воспользовался никто.
— Идут, идут! Какие они милые! — мама вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть происходящее внутри школьного двора.
Два серьезных мальчика и одна девочка, одетые в цвета полиса Миная, шагали к воротам, сопровождаемые наставниками. В обучении детей продолжали использовать педагогов-людей: экспериментами было доказано, что это позитивно сказывается на психологическом развитии. Ворота открылись, и дети бросились к своим родителям. Моника распахнула объятья и со слезами на глазах прижала к себе одного из мальчиков, того, что помладше. Она поцеловала малыша в макушку, взяла за руку, повернулась спиной к толпе и повела его в сторону траволаторов. Другой рукой она крепко сжимала кулон с крупным алмазом, висящий у нее на шее. Тео был с ней даже после убытия.
— Я уже и не помню, когда ты была такой.
Они с мамой прогуливались под ручку вокруг фонтана. Им обеим было нужно к траволаторной развязке, там их пути расходились. Мама жила на востоке полиса, возле висячих садов.
— Я тоже, — ответила Анна. — Совсем не помню себя маленькой.
— Детство пролетает так быстро! Каких-то двадцать лет и все! — Завибрировал монитор, мама прочла уведомление и засобиралась. — Милая, мне пора! Увидимся как-нибудь!
— Она уже ждет? — с улыбкой спросила Анна.
— Да, — мама просто сияла. — Я не могу опоздать и в этот раз.
Анна помахала вслед траволатору, уходящему на восток, потом немного постояла у фонтана и послушала музыканта-пианиста. Он исполнял «Лунный свет» Дебюсси, чисто, идеально, выверено до мельчайших отзвуков. И все-таки машинное исполнение чем-то неуловимо отличалось от человеческого. Анна хмыкнула. Солнце уже село, в кованых фонарях мягко мерцали осветительные сферы. Убедившись, что на нее никто не смотрит, она направилась к вертикали — крытому траволатору, ведущему к морю.
— Напоминаю, что не рекомендуется посещать долину после наступления темноты, — предупредила Анаис.
— Спасибо. Но я буду не одна.
— Тем более, — не унималась Анаис. Она прекрасно знала, с кем Анна собирается встретиться.
Анна вышла у самой линии прибоя. Над ее головой сразу же зажглись три осветительных сферы, остальной берег утонул во тьме.
— Не так ярко! — Анна зажмурилась и даже закрыла глаза ладонью. Сферы перешли с полноценного освещения на тусклое мерцание. — Так-то лучше. Хотя бы какие-то очертания видно.
Она немного постояла и послушала шорох волн. Их звук действовал на нее умиротворяюще. Переход в новую тональность — назад в исходную. Переход в новую тональность — назад в исходную. Отклонение.
Если бы не сферы, вереницей зажигающиеся над головами, она бы даже не заметила их приближения. Ховеры двигались почти бесшумно, только галька с хрустом подминалась под ними, но и этот звук тонул в шуме прибоя. Один из ховеров встал на дыбы, разорвав антигравитационную подушку, его закрутило вокруг оси, швырнуло в сторону, и он снова с треском опустился на всю плоскость. Фокус назывался «смерч».
— Привет, детка. — Он соскочил с ховера и жадно поцеловал ее в губы. Анна мгновенно почувствовала жар внизу живота.
— Привет, Элая!
— Идем. У нас для тебя сюрприз.