Читаем Рассказы затонувших кораблей полностью

Но командующий флотом забыл, что означал этот сигнал. Крейц в этот момент находился на одной из нижних палуб, подкрепляясь перед предстоящей схваткой. Услышав выстрел, он поднялся наверх, проворчав: «Что там, черт побери, замыслил этот Уггла?»

Крейц решил, что его заместитель хочет развернуть флот навстречу противнику, и в знак того, что понял значение сигнала, приказал ответить одиночным выстрелом и развернуть «Круну». Весь флот начал производить те же действия.

Разворот на сто восемьдесят градусов при сильном ветре считался очень рискованным и сложным маневром. Предварительно следовало уменьшить парусность, закрепить пушки и закрыть пушечные люки на нижней палубе, чтобы при крене в них не залилась вода. Особенно опасным разворот был для «Круны», которая пользовалась славой неустойчивого корабля. Этот врожденный дефект лишь усилился, когда перед походом с «Круны» выгрузили 100 тонн балласта, чтобы на пару дециметров поднять над водой пушечные люки нижней орудийной палубы.

Лоренц Крейц знал о плохой устойчивости флагмана, он даже жаловался несколько раз, что однажды «Круна» перевернется как «Ваза», и станет его могилой.

Что же заставило командующего отдать приказ о быстром повороте, а его подчиненных — забыть об очевидных мерах предосторожности при выполнении этого маневра, — так и осталось загадкой. Возможно, сказалось общее возбуждение перед скорой встречей с противником, а неизбежные мысли о вероятной гибели в сражении вытеснили страх смерти из-за собственной небрежности.

Как бы то ни было, оба флота — шведский и датско-голландский — стали свидетелями страшного и непонятного зрелища.

Гигантский корабль развернулся против ветра, резко накренился и вдруг взорвался. Через несколько минут на поверхности плавали лишь обломки и раздавались крики о помощи. «Мой Бог помог мне выбраться с глубины, и когда я выплыл на поверхность, все было заполнено обломками, вокруг плавали части балок и доски. Я держался на воде до шести часов вечера. И грудь, и ноги, и все мое тело разбиты, поэтому я только лежу на кровати и плюю кровью», — писал вскоре после катастрофы один из 42-х выживших членов экипажа «Круны» Андерс Юлленспак. 800 человек, в том числе Лоренц Крейц и его сын, погибли.

Гибель «Круны» и победа в разыгравшемся после этого морском сражении на долгое время остались в памяти датчан и голландцев как триумф их оружия. Эпизоды схватки многократно воспроизводились художниками. Эта картина датчанина Клауса Мойнихена — один из образцов пропагандистского искусства.

Чудесно спасся майор Андерс Спаррефельд. Взрывной волной его подбросило высоко в воздух, он перелетел через два вражеских корабля и благополучно приземлился на главный парус шведского корабля «Дракен».

Непосредственной причиной гибели гордости шведского флота стал горящий фитиль, который при резком крене упал в пороховой погреб. Впрочем, взрыв раздался уже на обреченном корабле, который не мог выйти из крена.

Противники были ошарашены гибелью «Круны» не меньше шведов. Голландский адмирал Тромп так писал об этой неожиданной победе датскому королю: «В 12 часов, при ветре Вест-Норд-Вест, находясь в наветренной позиции, мы вступили в перестрелку. Она едва началась, когда вражеский корабль „Тре Крунур“, вооруженный 134 пушками и возглавляемый вражеским генерал-адмиралом, перевернулся и вскоре после этого взорвался. Я не могу сказать, отчего это произошло, я едва выпустил по нему несколько ядер».

Гибель «Круны» вызвала целую цепь трагических событий, которые обернулись разгромом шведского флота.

«Свэрдет» адмирала Класа Угглы, пошедший на противника по сигналу с «Круны», вынужден был резко развернуться назад, чтобы не налететь на плававшие повсюду обломки с цеплявшимися за них людьми. Остальные шведские корабли приняли этот маневр за сигнал к бегству и на всех парусах пустились в направлении шведского побережья. В сражение с вражеским флотом вступили лишь пять кораблей.

Тяжелее всего пришлось «Свэрдету», который вел бой сразу против нескольких кораблей противника. Он держался полтора часа, но после того, как голландцам удалось сбить его грот-мачту, адмирал Уггла приказал сложить оружие.

«Он спустил флаг и попросил разрешения перебраться к нам, он это заслужил и своей храбростью, и упорной защитой», — писал голландский адмирал Тромп.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное