— Гражданин! — строго сказал сержант с заплаточкой на сапоге. — Кончайте острить! Так будет лучше… Для вас.
Пришли в отделение. Скромное, почти тесное помещение. Две скамейки по сторонам. За решетчатой перегородкой дежурный капитан пил чай и закусывал бутербродом с колбасой. В помещении стоял такой соблазнительный, такой вкусный, такой аппетитный колбасный запах, что я тут же, как только его учуял, непроизвольно несколько раз сделал глотательное движение.
Худощавый, выступив вперед, бодро доложил:
— Товарищ капитан! Задержан гражданин, промышляющий колбасой. Вот он, голубчик, полюбуйтесь на него.
Дежурный подошел к барьеру и, посверлив меня острыми голубыми глазами, обратился к своим помощникам:
— Чемодан вскрывали?
— Никак нет! — ответил коренастый.
— Вскройте!
Вскинув чемодан на барьер, сержант начал орудовать ключом. Отпер замки, откинул крышку и… тут же в ужасе отпрянул назад. То же самое случилось и со вторым сержантом.
Оставшись без поддержки, чемодан слегка закачался и грохнулся на пол. Из него стали выползать мои пленники: ужи, полозы, удавчики, стрелки. Спасаясь от них, сержанты вскочили на скамейки. Дежурный побледнел.
Спокойным оставался только я. Чего мне было волноваться? Змеи не укусят. Только с виду страшные…
Немного придя в себя, капитан поправил гимнастерку и попросил меня собрать рассыпанную «колбаску». Да кроме меня, за это никто бы не взялся.
Когда я запер чемодан, дежурный, видимо, желая мне польстить, сказал:
— А вы, гражданин, с юмором!..
— Юмор — великая вещь, товарищ капитан, — весело ответил я, — он благотворно влияет на пищеварение и незаменим в трудную минуту жизни. Если бы не юмор… я давно бы отдал концы!..
— Ваши документы! — выслушав мою тираду о юморе, отрывисто произнес капитан. Я подал ему студенческое удостоверение, командировку, ходатайство перед местными органами власти о содействии в сборе зоологического материала.
— Н-нда… — несколько раз раздумчиво произнес дежурный, читая мои документы.
— Как же это так? — теперь уже обращаясь к сержантам, сказал капитан, — как же это: не установив личность гражданина, вы ведете его в отделение? А? Позор! Перед вами студент, можно сказать, без пяти минут — ученый! Змеелов! А вы — едят вашу курицу… не разобрав брода… А?
Я чувствовал себя неловко. Вот из-за меня вдруг неприятности двум, наверно, неплохим парням… Уж слишком глубоко они переживали свой промах — краснели, потели, бледнели и стояли, вытянувшись в струнку.
— Вот что, друзья, — не строго, по-свойски, сказал им капитан, — вам надо извиниться, то есть попросить прощения у товарища студента.
Я с удовольствием простил сержантов и даже пожал им руки в знак того, что совершенно на них не обижен. Мало ли чего не бывает, а по молодости — тем более!
Сержанты вышли.
— Ну, а теперь, молодой человек, давайте поговорим о «трудных минутах» вашей жизни. Что это за трудные минуты? — уже совсем дружелюбно спросил капитан.
Тронутый его участием, я рассказал о том, как долго сижу в Москве, о том, что не спал уже несколько ночей подряд и — что особенно тревожно — деньги на исходе, проелся окончательно. Единственное, о чем я умолчал, — это о том, как я соскучился по Фаине и как, не имея от нее ни единой весточки, тосковал по ней все дни нашей разлуки.
— Крякин! Рыкунов! — крикнул капитан.
Первым вошел Крякин, сержант с заплаточкой на сапоге. За ним — коренастый Рыкунов.
— Задание: помочь товарищу оформить билет и посадить на поезд. Действуйте!
Приказание капитана сержанты исполнили в точности. Они не ушли с перрона до тех пор, пока поезд не тронулся.
Провожая меня, они дружно махали руками.
Я тоже махал и улыбался.
СНОВА — НА ЮГ
Из Грузии Фаина не вернулась. О ее неожиданной кончине, волнуясь и плача, мне рассказали ее однокурсницы, когда я приехал в Киев.
«Неужели это правда? — повторял я про себя, потрясенный горестной вестью. — Неужели я никогда не увижу ее?»
К сожалению, все было правдой — горькой и беспощадной, против которой в мире было бессильно все.
…В то утро, не предвещавшее беды, на стареньком разболтанном грузовике девушек привезли к подножию какой-то безымянной горы, по склону которой, цепляясь за трещины, курчавился жесткий зеленый кустарник.
Разбив палатку и переодевшись во все походное, девушки позавтракали и через несколько минут собирались приступить к сбору зоологического материала.
Сидя на спальном мешке, Фая задумчиво смотрела на широкую, затянутую легким туманом долину. В это время рядом с палаткой, то сближаясь, то отдаляясь друг от друга, затеяли игру две бабочки, казавшиеся издали белыми, как молоко. На самом деле передние крылья бабочек были такие красные, словно их только что до половины окунули в киноварь или ярчайший пурпур.