«… видела, как бабулечкам доктора не выписывают. Когда я была в диспансере, мне доктор предлагал: „У нас есть бабулечка, зачем ей? Давайте мы лучше вам“. Я, конечно, думаю, он ждал, что я что-то предложу. Вот такое было. И я часто об этом слышу, что к пожилым людям относятся не очень хорошо. К себе лично я такого отношения не замечала. И потом, я много знаю, много читаю, я могу ответить за себя».
(ФГ, Московская область, 2013).
Вроде бы это гуманно, отдать последнее более молодым женщинам, у которых несовершеннолетние дети. Но, Бог мой! Как же трудно принять такое решение!
Не имею подтверждений, но догадываюсь, что в большинстве случаев врачи руководствуются внутренними негласными распоряжениями о том, какой возраст как надо лечить, что назначать и на какие манипуляции посылать. И чем больше лет человеку, тем короче этот список. Насколько это гуманно? Кто и как принял решение, что бабушка X менее ценный человек, чем девушка Y? Ведь кроме возраста есть еще другие качества личности и, самое главное, действий, которые совершает человек в отношении общества. Но как и на основе чего и можно ли вывести некий KPI личности (Key Performance Indicator, то есть ключевой показатель эффективности или показатель достижения успеха в определенной деятельности), на основе которого раздавать талоны на жизнь?
Личность врача, его душевное спокойствие под ударом в случае, когда он принимает подобное решение на основе собственных выводов, он может не перенести нагрузку, и его личность серьезно страдает, если он действует по инструкции вопреки своему мнению.
«Что касается справедливости. Представьте, сидит напротив меня женщина и говорит: „Мне плохо“, а мне пока терпимо. Кого вы поддержите? Никто из нас не имеет права отнимать у другого жизнь. Это очень трудный выбор. И получается, что врач этот выбор делает, определяя, кому этот препарат нужнее, а кто еще может выдержать до какого-то момента».
(Материалы ФГ, Н. Новгород, 2012)
Мне показалось, что во многих случаях врачи действуют на свой страх и риск, самостоятельно принимая решения, которые, по сути, имеет право принимать только Господь Бог и История — оценивают человека. Я сочувствую им. Сочувствую, потому что ошибки совершенно неизбежны. Люди не боги.
Но я ненавижу профессиональную деформацию. Я ненавижу соглашательство и цинизм. Они убивают. Врача в том числе. Они убивают врача как врача. Я не верю, что цинизм защищает от эмоционального выгорания. Цинизм как раз является важным признаком выгорания и профдеформации. Человека больше нет. Остается биоробот, функция, работающая в рамках заданной программы, ОМС или внутренних правил клиники.
И не стоит путать приобретенный цинизм с метапрограммой «диссоциация со стрессом». Это свойство психики, программа реакции мозга на раздражители, которая предустанавливается в мозг еще в тот момент, когда он только начинает формироваться.34
Я довольно эмоциональна, плаксива и сентиментальна. Но каким-то чудом мне досталась метапрограмма диссоциации со стрессом. Поэтому вздыхать и плакать я буду ровно до того момента, когда чего-нибудь не случится. Ровно до той секунды, когда я услышу крик или увижу кровь, или мой мозг оценит обстановку вокруг как опасную. И тогда во мне вдруг включится тотальное спокойствие. Мои движения замедлятся и упорядочатся, голос станет гораздо ниже и громче. Обычно склонная к сомнениям, я буду принимать мгновенные решения. И, как ни странно, чаще всего они будут верны. Я буду пребывать в этом состоянии до тех пор, пока опасность не минует, а когда все кончится, я буду с широко раскрытыми глазами, высоким плаксивым голосом рассказывать о том, как мне было страшно, хотя ну ни капельки мне в тот момент страшно не было.
Можно ли приобрести такую метапрограмму? А можно ли приобрести другой цвет глаз?
Но можно выработать модели поведения, шаблон, отличный от того, на который вас толкает ваша метапрограмма. И цинизм тут помочь не может. Цинизм — имитация диссоциации со стрессом, и на такое актерство уходит много сил, они исчезают именно в тот момент, когда они нужны для решения задач.