«А почему — „кроме“? — спросил внутренний голос. — У тебя в анамнезе есть черепно-мозговая травма с последствиями в виде головных болей. Возрастные изменения, наложившись старую травму, могли привести к провалам в памяти… Ты бы посмотрел запись с камер, установленных в зале. Вдруг это ты ввел Петкевич что-то тормозящее…».
Это называется — дошел до ручки. Внутренний голос, конечно, ерничал, изображал игру ума на пустом месте, но записи с камер проглядеть однозначно стоило. Для того, чтобы снять подозрения с санитарки Вараевой или же, наоборот, получить основания для подозрений. Данилов позвонил Денису Альбертовичу, который до сих пор находился в отделении и попросил обеспечить ему записи, сделанные в прошлое и позапрошлые дежурства, а также — днем во вторник. Часом позже он уже знакомился с ними. За этим занятием его застали Елена и Маша.
Увидев на экране ноутбука зал реанимационного отделения, Елена поджала губы и вопросительно посмотрела на Данилова.
— Вот представь, — сказал Данилов. — Женщина сорока пяти лет с двусторонней пневмонией выдала остановку сердца через несколько минут после внутривенного ведения цефотаксима. Тару я отдал на исследование. Сейчас просматриваю записи для того, чтобы понять, могла ли быть причастной к этому санитарка, которая дежурила вместе со мной в эту и прошлую субботу. Она тут явно не при чем, но надо же убедиться.
Камеры наблюдения были те еще, из самых дешевых, не позволявших разглядеть детали, но то, что ему было нужно, Данилов увидел. Во-первых, санитарка Вараева во вторник не подходила к дверям кабинета заведующего отделением в тот момент, когда там шло секретное совещание, а в сестринскую она не заходила с девяти часов сорока трех минут. Подслушать разговор с Ириной Константиновной и подложить Вере ампулы она не могла. Во-вторых, к покойному Иголушкину Вараева подходила в прошлую субботу несколько раз, но не одна, а вместе с медсестрой Таней Муратовой. Та помогала менять деду памперс и поправлять простыню. Последний подход был за два часа до остановки сердца… Не вариант. В-третьих, к Петкевич, которая была в сознании, Вараева подходила только для того, чтобы подложить под нее судно или забрать его. Сделать при этом какую-то инъекцию она не могла. Да и последний подход имел место за полтора часа до последней инъекции цефотаксима, сделанной Оксаной. Кошелев, кстати говоря, контактировал с Петкевич только во время утреннего обхода. Во время повторных обходов этот пофигист ограничивался тем, что смотрел на ходу на монитор. Оно бы и ладно, поскольку пациентка производила впечатление стабильной и диагноз у нее был относительно спокойный, но за картиной в легких следовало следить повнимательнее. Пневмонии коварны, а двусторонние — так вообще.
— Ты не думаешь, что это могло бы быть простым совпадением? — спросила Елена после ужина, когда примерная дочь, перемыла посуду и ушла в свою комнату. — Может ты просто дуешь на воду, поскольку обжигался на молоке? Мало ли по какой причине могло остановиться сердце у сорокапятилетней женщины… Судя по тому, что ты рассказал, она не была всесторонне обследована. Упор делался только на пневмонию.
— С точки зрения единичного события в отделении с обычной летальностью это можно было бы считать случайностью, — ответил Данилов. — Но у нас…
— Ты сказал «у нас»! — перебила Елена. — Это показательно! Гляди, Данилов, как бы тебе не пришлось вытаскивать отделение из ямы после Дениса Альбертовича…
— Да ты что! — Данилов притворился испуганным. — Никогда в жизни! Я не вытяну!
Елена усмехнулась — знаю я тебя, как облупленного.
— Мне сейчас в голову пришла одна мысль, — сказала она, заряжая кофеварку. — Ты никогда не задумывался о том, что диверсия в реанимационном отделении может быть направлена не против заведующего отделением, а против главного врача?
— Честно говоря — нет, — удивленно ответил Данилов. — Главным врачам обычно устраивают другие подставы. Например — вспышку кишечной инфекции или, скажем, провоцируют какой-то громкий скандал. Если бы все это делалось для того, чтобы убрать главного, то информация давно бы ушла на сторону. Врачи-убийцы — это же вечная тема! Точнее — вечно пользующаяся спросом.
— Может и ушла бы, а может и нет, — Елена многозначительно повела бровями. — Ты не забыл, какое сейчас время?
— Март двадцать первого года, воскресенье, двадцать первое число…
— Я про пандемию, — уточнила Елена и перешла на торжественно-драматический тон. — Коварный коронавирус пытается уничтожить человеческую цивилизацию. В это тяжелое время люди должны сплотиться и всячески поддерживать тех, кто находится на передовой…
— Не надо пафоса, — попросил Данилов, — ты же знаешь, что я этого не люблю. Скажи просто. И вообще — при чем здесь коронавирус? Только не говори про ослабление организма и парадоксальные реакции, я эту чушь уже слышал от одного из врачей на первом дежурстве.