Расследование (СИ)

«Но всё-таки нельзя же отрицать, что он оставил след в искусстве: и яркий след.» – «Ну вы даёте! Как вы – профан в нашем деле – смеете утверждать подобные нелепости? Да если взять любой мой фильм – я за них по крайней мере ручаюсь – то в каждом найдутся работы: куда сильнее и значительнее! Но ведь почему-то вот никто не вспоминает о их создателях – да гори они все ясным пламенем! – а вокруг Р. такая суета и шумиха. А вам не кажется, что тут дело нечисто?» – Он хитро сощурился и даже почти улыбнулся. – «Да дело-то в том, что это кому-то надо: он кому-то очень нужен, именно такой, каким его представляют некие деятели. И все, кто занимается тем же: льют воду на ту же мельницу.» – Уверенный в правоте он пронзительно смотрел в мою сторону, однако я не реагировал на очевидную провокацию: мне не хотелось убеждать его – как и кого-то ещё – в своей невиновности или чистоте намерений: я больше не собирался участвовать в тяжёлой нелепой борьбе, развернувшейся вокруг дорогого прежде имени, и я не стал реагировать на выпад.

«И мы не будем молчать: пускай все знают об этом! А я – как последний солдат умирающего искусства – именно так! – даже когда мой “Варяг» почти полностью уйдёт под воду – да-да! – даже тогда буду кричать во весь голос, в слабой надежде, что меня услышат: это всё жульничество и обман!» – В запале он привстал с кресла, и я больше не смог выдержать: я поднялся и толкнул дверь, повернувшуюся тяжело и неохотно. В удивлении он замолчал, моргая часто и растерянно, и как бы даже бросился в мою сторону, пытаясь удержать: я быстро простился и исчез, оставив его в одиночестве извергать проклятия и угрозы, наверняка никому больше не страшные и не могущие ни на что оказать влияние; он подтверждал уже известное, не добавляя однако ничего нового и содержательного: но теперь уже я не рвался к истине и не жаждал правды, столь горестной и неудобной: она была почти вся перед глазами – жалкая, нищая и убогая – но мне не хотелось добираться до самых последних глубин: я догадывался, что ждёт там, и такое знание было противно и омерзительно.

По дороге домой мне становилось лучше и спокойнее: почти до конца исполнил я свой долг, оказавшийся столь тягостным и вызвавший последствия, с которыми предстояло ещё разбираться; почти наверняка мой визит не остался незамеченным, и можно было ждать ответной реакции. Я надеялся, что противники не пойдут дальше и остановятся: совершенно не хотелось больше попадать под удар – бьющий прицельно и болезненно – всего лишь за желание правды, не прикрытой от всех плотной непроницаемой завесой. Их содействие уже не требовалось: я сам с радостью отдал бы обнаруженное, вот только вряд ли они захотели бы приобщить находки к общему хранилищу: они взрывали фундамент их авторитета и благополучия, созданный такими трудами, так что стоило серьёзно подумать – а что делать с ними дальше? И уж наверняка моя помощь не могла вызвать восторга и восхищения: после состоявшихся стычек и бесед, стоивших и мне, и остальным слишком много сил и нервов.