Расследование смерти мадам Бовари

Он вернулся в гостиницу «Золотой лев», поднялся на свой этаж и увидел, что д’Эрвиль еще не спит — дверь его комнаты была открыта, он умывался при свече. Из кухни ему принесли кувшин горячей воды и чайник Он помыл руки, отряхнул их, а затем вытер большим полотенцем, нагретым у огня. Потом, посмотрев на Реми, д’Эрвиль сказал доверительным тоном:

— Есть кое-что, о чем мне не хотелось говорить тогда, при Делевуа, потому что мне не нравится, если это будет кочевать из отчета в отчет и прозвучит на судебном заседании. Бедный Бовари может об этом прочитать.

— Что же это?

— Так вот: эта женщина была на пятом месяце беременности…

6

— А Хеллеквинская Охота, с которой они, по всей видимости, столкнулись на верхнем берегу по пути сюда и которая чуть не опрокинула их, — надо ли о ней говорить, господин кюре?

— А они сами о ней говорят? Нет. Уверяю вас, мэр Тюваш, не стоит пока вмешивать полицию в вещи, которые больше касаются Сатаны и его демонов, чем общества. Дело и так сложное, не будем усложнять его еще больше! К тому же эти люди — городские: чего доброго, обвинят нас, деревенских, в суеверии!

— Пожалуй, вы правы, господин кюре.

7

Несмотря на написанное в газете и на то, что господин кюре делал вид, будто не верит в версию с убийством, у жителей маленького городка было свое мнение об истинных причинах смерти госпожи Бовари: это было самоубийство, а не несчастный случай. Тем не менее, несмотря на запрет церкви хоронить самоубийц по христианскому обряду, все уладили, и церемония оказалась достойной супруги почетного гражданина в Нормандии.

— Бедная женщина, такая молодая, — вздыхали на похоронах одни. — Правда, ее муж вовсе был ей не пара.

— Какое расточительство! — возмущались другие. — Влезть по уши в долги, чтобы накупить побрякушек!

— Она была скомпрометирована, — уверяли третьи. — А эти вещи всегда плохо кончаются.

Зазвонил колокол, и процессия начала выходить из церкви. Зима по календарю давно закончилась, однако накануне опять пошел снег и похолодало. Шесть мужчин, по трое с каждой стороны, слегка раскачиваясь, несли гроб. Два священника, певчие, дети из церковного хора шли позади, распевая De profundis.[7] За ними, держа в руках зажженные свечи, следовали женщины в черных одеяниях с накинутыми на голову капюшонами. Дальше брел Шарль. Это был крупный мужчина. Промокая слезы, он прикрывал лицо носовым платком в клетку, напоминающим кухонное полотенце. Одет он был в костюм, в котором, очевидно, когда-то женился. И наконец шествовали остальные жители городка, чувствующие себя стесненными в своих траурных одеяниях.

Жизнь в городке замерла. Торговцы убрали свои прилавки, с колокольни раздавался погребальный звон. Холодное солнце пролило лучи света на землю, присыпанную снегом. Низко над крышами летали вороны. Небо стало ярко-голубым. Еще раз обманутые погодой ирисы, рискуя погибнуть от мороза, пробивались между островками лежащего на крышах снега.

В самом деле, этот март был необычным. Если такой холод может внезапно вернуться, то как же теперь полагаться на «холодных святых»?[8] Стало быть, знаменитый нормандский мягкий климат всего лишь легенда?

Д’Эрвиль сегодня же утром укатил в Руан с Ивером. Легко узнаваемый в толпе чиновников благодаря своему высокому росту и огромному зонту комиссар Делевуа смотрел, как люди выходили из церкви. Рядом с ним, скрестив руки, молча стоял Реми в своем куцем черном рединготе (он не захотел надеть широкий плащ). К ним присоединился мэр Тюваш со своим заместителем — бывшим военным, сборщиком налогов Бине, который, кроме того, являлся и почетным капитаном пожарных. Тюваш и Бине считали дело закрытым, однако ни на шаг не отставали от обоих дознавателей — мало ли что они еще выкинут! Эта парочка отпускала комментарии обо всех, кто проходил мимо.

— Мужчина в черном позади мужа покойной — это господин Омэ, наш первоклассный аптекарь. Вы о нем, конечно, уже наслышаны.

— Не имею чести знать, — ответил Делевуа.

— Человек прогресса и науки, один из светочей нашего кантона! Между прочим, он корреспондент большинства газет департамента. Завтра его статья о похоронах появится в «Руанском маяке». Вы увидите, какая проза!

— Я никогда не читаю «Маяк», — гордо заявил Делевуа.

Господину Омэ перевалило за сорок. Он был в низкой шляпе изящной формы, в черном пальто с пелериной. На лице виднелись явные следы оспы. Негнущимися ногами в башмаках с касторовым верхом он важно вышагивал в сопровождении своей семьи: нескладной женщины, сопливого мальчишки и остроносой девушки. Еще какой-то малый, одетый как мальчик из лавки, который, по всей вероятности, у них прислуживал, со слезами на глазах пытался их догнать.