— Естественно, у него лицензия, кто бы иначе впустил его в пределы зеленой черты? Между прочим, я сам видел этого Тарауи не далее, как месяц назад. Помнишь убийство кондитера в Петах-Тикве? Я ждал на улице, когда выйдет эксперт, а палестинец на противоположной стороне торговал всякой мелочью, и около него толпились дети. Я еще обратил внимание на то, как он ловко организовал очередь — никто из детей и не думал пролезть вперед, все было чинно и спокойно. Тарауи раздувал щеки, надувая шары, и это почему-то веселило детей — они хохотали до упаду… На меня палестинец произвел впечатление мирного человека, я был поражен вчера, когда узнал о похищении, — заключил инспектор.
— А зачем ему это было нужно? — недоуменно спросил Беркович. — Он же немолодой человек, верно?
— Пятьдесят два года, — сообщил инспектор.
— И у него семья?
— Жена, пятеро детей, одиннадцать внуков. Да, ты прав, до сих пор теракты и похищения совершали люди молодые, холостые, которым нечего терять… Все верно, но ведь и против фактов не пойдешь. Зачем-то ему понадобилось похитить девочку.
— Выкуп?
— Да, это не исключено, хотя, кстати говоря, среди ребят, покупавших у Тарауи сладости, шары и воздушную кукурузу, были дети куда более богатых родителей, чем Шохин.
— Он мог и не знать…
— Знал прекрасно, он не первый год торгует в этом районе, знаком со всеми. Кстати, отзываются от Тарауи очень хорошо, никто не хочет поверить, что этот человек способен похитить ребенка.
— Погодите, инспектор, — сказал Беркович. — Вы так уверенно говорите о похищении. Да, согласен, девочка исчезла, а Тарауи не вернулся домой. Все логично. Но…
— Есть свидетель, — прервал сержанта Хутиэли. — Сосед Шохинов, Ханан Поруш, видел, как палестинец сажал девочку в свою машину.
— Расскажите! — воскликнул Беркович.
— В семнадцать десять — примерно, конечно, потому что Поруш, по его словам, на часы не смотрел — сосед возился в своем саду. У него несколько лимонных и апельсиновых деревьев и две пальмы. От улицы и от виллы Шохинов участок Поруша отделен довольно высоким забором. Неожиданно Поруш увидел, как воздушный шарик зацепился за ветку одного из апельсиновых деревьев. Дерево невысокое, но метра три в нем есть, и достать шар с земли Поруш не мог. Он принес стремянку и полез за шаром, чтобы отдать его палестинцу, голос которого слышен был из-за забора. Поднявшись на лестиницу, Поруш снял с ветки шар, обернулся в сторону улицы — теперь ему не мешал забор, и он мог видеть все, что там происходило… Так вот, детвора уже разошлась, Тарауи сложил игрушки, спрятал тележку в «Форд» и собирался уезжать. Он стоял у машины, рядом стояла Ализа, они о чем-то разговаривали. Потом Поруш увидел, как Ализа села рядом с водителем, палестинец занял свое место, и машина уехала. Поруш еще удивился тогда, зачем Ализе понадобилось куда-то ехать с Тарауи, но, с другой стороны, что он мог знать — может, девочка попросила палестинца подбросить ее до супермаркета, это десять минут ходьбы как раз в сторону Калькилии… В общем, о том, что он видел, Поруш никому не сказал, не придав эпизоду значения. И только тогда, когда Ализа не вернулась домой к ужину и когда родители позвонили в полицию, и когда полицейские приехали и подняли шум, Поруш вспомнил о том, что видел, и дал показания.
Беркович покачал головой.
— Удивительная безответственность, — пробормотал он.
— Да, но теперь уже ничего не сделаешь. Поруш сам рвет на себе волосы. Впрочем, даже если бы он что-то заподозрил, то, пока он звонил бы в полицию, пока полицейские разбирались бы в ситуации… Тарауи все равно успел бы скрыться. Конечно, если бы поиски были начаты раньше, то и вероятность успеха была бы значительнее.
Беркович сидел неподвижно, глядя на экран компьютера, но думая о чем-то своем.
— Этот Поруш… — сказал он медленно, — он давно знает семью Шохин?
— Что? — переспросил инспектор, который успел отвлечься от разговора и читал какую-то бумагу, лежавшую перед ним на столе.
— Поруш, — повторил Беркович, — давно познакомился с семьей Шохин?
— Понятия не имею, — рассеянно сказал Хутиэли. — Какое это имеет значение?
— Может, и никакого, — пожал плечами Беркович. — Но нельзя ли все-таки узнать?
— Извини, — сказал Хутиэли, — если тебя это интересует, поговори с ним сам. В протоколе есть его адрес и телефон… Ты думаешь, что он видел что-то еще, о чем не сказал патрульному? — спросил инспектор, оторвав взгляд от бумаги.
— По-моему, Поруш не сказал патрульному ни слова правды, — буркнул Беркович.
Хутиэли внимательно посмотрел на сержанта. Беркович внимательно изучал протокол допроса, выведенный на экран компьютера, нельзя было сказать, что сержант шутит.
— Кто ведет это дело? — спросил Беркович, не отрывая взгляда от текста. — Кто снимал показания?
— Сержант Горелик, — сообщил Хутиэли, зная, какой эффект произведет на Берковича эта фамилия.
— О Господи, — простонал Беркович. — Я хотел кое о чем спросить, но говорить с Гореликом… Он даже по телефону будет испепелять меня своим голосом. Почему он меня так не любит?