Расследования Берковича 11 [сборник]

Завтра утром, — подумал он, — нужно будет прежде всего зайти к прокурору Богашу и получить предписание на арест. В том, что эксперт обнаружит на стенках термоса следы яда, старший сержант не сомневался.

Секретный ключ

— Я вполне допускаю, что Саша мог покончить с собой, — мрачно сказал Марик Тростановский, отвечая на вопрос инспектора Берковича. — Переезд очень трудно ему дался. Там он был на хорошем счету, лучший программист уважаемой компьютерной фирмы. А здесь? Жена его бросила через месяц после приезда и дочку с собой забрала, языка он не знал, работы не было…

— О языке и работе потом, — прервал Беркович посетителя. — А вот жена — это могло быть причиной. Почему она его бросила?

— У Саши все могло стать причиной! — воскликнул Марк. — Он был очень чувствительной натурой. Весь на нервах. Я его много лет знал — еще по институту.

— Так что же его жена? — напомнил вопрос Беркович.

— Майя? Она предала Сашу. Оказывается, она еще за полтора года до переезда в Израиль завела любовника, и они договорились, что как только окажутся в Тель-Авиве, то каждый оставит свою семью.

— Тот мужчина тоже был не свободен? — спросил Беркович.

— Хорошее выражение: «Не свободен»! — хмыкнул Тростановский. — Впрочем, именно так и было. Майя ушла от Саши и Олю забрала, а Миша бросил Любу. Каждый оставил своей бывшей половине письмо — мол, так и так, создаем новую семью, подаем на развод… Очень романтично, особенно через месяц после репатриации, когда вообще не знаешь, на каком ты свете!

— Как перенес Александр измену жены? — спросил Беркович. — Ведь после того события прошел год прежде чем он покончил с собой.

— Плохо перенес, а вы как думали? — вскинулся Тростановский. — Вы лучше Майю об этом спросите!

— Спрашивал, — сказал Беркович. — Она утверждает, что виделась с бывшим мужем только у адвоката и в раввинатском суде, когда развод оформляла. Никакой вины за собой не чувствует.

— Еще бы, — передернул плечами Тростановский. — Женщины все такие…

Беркович не был в настроении обсуждать характеры женщин, сбежавших от мужей к любовниками. Фактом оставалось одно: Александр Майер, тридцати одного года, программист, разведенный, житель Тель-Авива, покончил с собой, повесившись на кухне в своей съемной квартире. В том, что имело место именно самоубийство, сомнений у инспектора не было — эксперт Рон Хан сделал вполне однозначное заключение. Проблема была в другом. Через неделю после похорон Александра, когда закончился траур, Майя пришла в полицию и потребовала передать ей драгоценности, оставшиеся от бывшего мужа.

Драгоценности, по ее словам, были немалые — старинные кольца, колье, серьги на общую сумму не меньше трехсот тысяч шекелей. Женщина говорила правду — из таможенного управления сообщили, что супруги Майер действительно вывезли из России и ввезли в страну перечисленные Майей ценности, представлявшие семейную реликвию. В процессе развода ничего из этого Майе не досталось, поскольку не было нажито супругами в процессе совместной жизни — ценности принадлежали Александру, получил он их от матери и позволял жене надевать в редких случаях, а потом прятал в шкатулку.

Завещания Александр не оставил — не считать же завещанием предсмертную записку, содержавшую несколько слов: «Больше не могу жить. Не вините никого в моей смерти. Не надо было ехать».

Бывает. Майер не первый, кто не нашел себя на исторической родине. И не последний, к сожалению.

Поскольку завещания не было, то ценности, не доставшиеся Майе при разводе, должны были отойти Ольге, дочери — единственной законной наследнице покойного. Однако прежде всего пресловутую шкатулку нужно было найти, и именно с этим-то и возникли проблемы. Описанной Майей шкатулки не оказалось на квартире Александра, никто из его знакомых шкатулку не видел, никому на хранение он ее не передавал. Может, он переложил драгоценности из шкатулки в коробку или просто завернул в газету? Нет, никаких свертков, оставленных Александром, ни у кого из его друзей не было.

Может, покойный положил деньги в банковский сейф? Но тогда — в какой банк? Будь это известно, Беркович мог обратиться к прокурору с требованием вскрытия сейфа и изъятия вклада. Но что делать сейчас, когда не известно было решительно ничего?

Может, собираясь свести счеты с жизнью, бедняга Александр выбросил шкатулку в Яркон или в Средиземное море или просто в мусорный бак на ближайшей улице? Он был на это способен, судя по рассказам его знакомых. «Так не достанься же ты никому!» Вполне нормальное решение для самоубийцы.

— Ну хорошо, — сказал Беркович Тростановскому, — с женой все более или менее понятно. Никакой шкатулки или другого предмета ваш друг вам на хранение не оставлял…

— Нет, — покачал головой Марк. — Вы об этом уже три раза спрашивали.

— Два, — механически поправил Беркович. — И буду спрашивать еще. Случается, что человек только на десятый раз вспоминает: «Ах, как же я забыл?» Память — штука сложная…

— Но Саша мне действительно ничего не оставлял, — сказал Тростановский. — А в чем, собственно, дело?