— Ни о чем я не думал! — взорвался Мозес. — Я только хотел, чтобы этот подлец ответил за смерть Идо! Если бы не он, Идо не наложил бы на себя руки!
— Вы имеете в виду Сильвана Магена? — спросил Беркович, поднимая с журнального столика одну из лежавших там расписок.
— Да!
— Понятно… — вздохнул инспектор. — Вы поднялись к Кашмиэлю, увидели его мертвым, пришли в страшное возбуждение и…
— Я понял, что Идо убил себя из-за того, что у него не было денег! Я знал, что больше всего Идо взял у Магена. С банком еще можно договориться, с Магеном — нет. Это такой негодяй…
— И вы решили представить дело так, будто Идо не покончил с собой, а стал жертвой убийцы. Протерли рукоятку пистолета, спрятали письмо…
— Почему вы его спрятали? — подал голос эксперт. — Не надежнее ли было унести с собой?
— Я хотел скорей от него избавиться, — пробормотал Мозес. — Оно жгло мне руки.
— По сути, — сказал Хан, когда полчаса спустя сидел с Берковичем на заднем сидении полицейского автомобиля, мчавшегося в управление, — по сути Маген довел Кашмиэля до самоубийства и остался чист. Я вполне понимаю этого соседа, хотя он и пытался направить следствие по ложному пути.
— Тоже мне борец за справедливость, — буркнул инспектор. — Чего он добился? Да и действовал глупо, я даже на минуту подумал, что он — убийца.
— Ты оставишь Магена в покое?
— Это не по моей области, — сказал Беркович. — Передам материалы инспектору Бранноверу, это по его части. Смотри-ка, опять ливень!