Расследования в английском стиле. Сборник классического детектива

В тот день полиция должна была опечатать дом мистера Рэберна, и это послужило прекрасным поводом для отъезда. Ощущая небывалую легкость на сердце, он собрал вещи и отправился с ними на Кингс-Кросс. Оставив свой багаж в камере хранения, он вернулся в клуб, чтобы скоротать время до поезда и пообедать.

– Если собираетесь сегодня обедать здесь, Роллз, – сказал ему кто-то из знакомых, – можете увидеть двух самых замечательных людей в Англии: принца Флоризеля Богемского и старика Джека Ванделера.

– О принце я слышал, – ответил мистер Роллз, – а с генералом Ванделером даже пару раз встречался в обществе.

– Генерал Ванделер осёл! – заявил его собеседник. – Это его брат – Джон[7], известный искатель приключений, знаток драгоценных камней и один из самых умных дипломатов в Европе. Вы разве не слышали о его дуэли с герцогом де Валь д’Оржем? О его злодеяниях и всех тех зверствах, которые он совершил, когда был диктатором Парагвая? Или о том, как он нашел пропавшие драгоценности сэра Самюэла Ливая? О тех услугах, которые он оказал правительству во время индийского мятежа? Об услугах, которые очень помогли правительству, но которые оно так и не решилось признать? Право слово, я уж и не знаю, что в таком случае можно называть славой… или, если угодно, скандальной известностью, потому что к Джеку Ванделеру удивительно подходят оба этих понятия. Поспешите вниз, – продолжил он. – Найдите столик поближе к ним и держите ухо востро. Услышите много интересного.

– Но как мне узнать их? – спросил священник.

– Как узнать?! – поразился его друг. – Да принц – один из красивейших людей в Европе. Если и есть человек, который выглядит, как настоящий король, так это он. Ну а Джек Ванделер – если вы можете представить себе Одиссея в семьдесят лет с сабельным шрамом через все лицо, так это он. Как узнать! Да их невозможно не заметить даже в толпе зрителей на дерби!

Роллз поспешно направился вниз в столовую. Его знакомый не соврал. Эту пару нельзя было не узнать. Старик Джон Ванделер сохранил поразительную для своих лет форму. Не оставляло сомнений, что этот человек наделен богатырской силой и привык сносить тяготы и лишения. Он не походил ни на фехтовальщика, ни на моряка, ни на того, кто привык проводить время в седле; в нем как будто соединялись все эти типажи, он словно собрал в себе навыки и сноровку, необходимые для всех этих занятий. Открытое лицо, орлиный профиль, высокомерное и заносчивое выражение – весь его вид говорил о том, что это человек действия, натура решительная, жесткая и неразборчивая в средствах. Густые седые волосы и глубокий сабельный шрам, пересекавший нос и висок, придавали какую-то первобытную дикость лицу и без того примечательному и грозному.

В его компаньоне, принце Богемском, мистер Роллз с изумлением узнал джентльмена, который посоветовал ему почитать Габорио. Принц Флоризель, редко посещавший этот клуб, почетным членом которого (как, впрочем, и почти всех остальных) являлся, несомненно, дожидался Джона Ванделера, когда Саймон накануне вечером обратился к нему за советом.

Остальные обедавшие скромно расселись по углам столовой, предоставив паре знаменитостей определенную долю уединения. Но молодой церковник, не почувствовав благоговейного трепета перед столь выдающимися особами, направился в их сторону и смело сел за ближайший стол.

Такого разговора молодому ученому действительно слышать еще не приходилось. Бывший парагвайский диктатор рассказывал о многочисленных и удивительных приключениях, происходивших с ним в разных уголках земли, а принц сопровождал его повествование комментариями, которые умный человек нашел бы даже более интересными, чем сам рассказ. Таким образом, две формы проявления человеческого опыта, соединившись, предстали перед молодым священником. Он не знал, кем из них восхищаться больше: отчаянным практиком или же тонким знатоком; человеком, который увлеченно рассказывал о собственных деяниях и пережитых опасностях, или же тем, кто, подобно Богу, знал все, не испытав ничего. Манеры каждого из них в полной мере соответствовали их роли в беседе. Диктатор отличался резкостью выражений и жестов, кулак его то сжимался, то разжимался, а то и грубо обрушивался на стол, зычный голос звучал громогласно. Принц же, напротив, казался воплощением вежливой уступчивости и царственного спокойствия. Малейшее движение, мельчайшее изменение интонации его голоса значили куда больше, чем все крики и размахивания его компаньона. Если он и рассказывал о собственных приключениях, что, должно быть, случалось довольно часто, делалось это с таким спокойным видом, что совершенно не выделялось на фоне остальных его слов.

Наконец речь у них зашла о недавних ограблениях и об Алмазе раджи.

– Этому камню лучше бы покоиться на дне моря, – заметил принц Флоризель.

– Я ведь тоже Ванделер, – ответил диктатор. – Поэтому ваше высочество должно понимать, что я не могу с этим согласиться.