Он действительно понимал, что при задержаниях бывает всякое, что нервов опера сжигают очень много, и преступника, который схватился за гранату, могли не только искалечить, а и убить.
- Состояние у него тяжелое. Врачи говорят: может и помереть.
- Сожалею, - сказал Обнорский.
- Жалеть его, урода, не стоит, - ответил Перемежко. - А ты знаешь, почему я тебе это говорю?
- Почему, Василий Василич?
- Он хочет встретиться с вами, Андрей Викторович. С нашими следаками говорить не хочет, а с Обнорским, говорит, мне есть о чем потолковать... перед смертью.
- Это он так сказал? - спросил Андрей.
- Да, это он так сказал. Вы согласны?
- Согласен ли я? - спросил Обнорский, удивляясь самой постановке вопроса. - А что - такая встреча возможна?
- Я, Андрей Викторович, звоню тебе не по своей инициативе... Инициатива исходит от руководства.
"Вот оно что, - подумал Обнорский. - Ребята напороли с задержанием, а раненый (возможно - умирающий) бандит представляет для них какую-то ценность... Что-то они хотят у него получить. Но он не идет на контакт. Заявляет, что будет говорить только с неким приезжим журналистом... Что движет им - раскаяние? Страх?"
- Андрей Викторович, - напомнил о себе Перемежко.
Задумавшийся Обнорский откликнулся:
- Да, да, Василий Василич... я слушаю вас.
- Так вы готовы?
- Конечно.
- Очень хорошо. Но вы, наверно, догадываетесь, что будут некоторые условия...
- Диктофонная запись разговора?
- Да, - ответил Перемежко. - Мы позволим вам сделать эксклюзивное интервью, но на двух условиях. Первое вы уже знаете: диктофонная запись, которая поступает в распоряжение следствия. Второе условие конфиденциальность. Та информация, которую сообщит вам Гвоздарский, не может быть обнародована без согласия МВД.
Андрей задумался, потом сказал:
- Василий Васильич, мою предстоящую беседу с Гвоздарским вы сами назвали эксклюзивным интервью... Понятие интервью предполагает право журналиста на обнародование.
- Это исключено, - жестко ответил Перемежко. - Вы отлично понимаете, что беседа с Гвоздарским возможна только на наших условиях: диктофон и неразглашение... Если вы не согласны, то...
- Я согласен, - сказал журналист Обнорский.
* * *
- Я согласен,- сказал Обнорский.- Когда встреча?
- Сейчас. Откладывать нельзя.
- Что - он действительно так плох?
- Медики не дают никаких гарантий... Если вы готовы, я пришлю за вами машину. Диктуйте адрес.
- Спасибо, я доберусь сам.
- Вы что, - изумленно спросил Перемежко, - не доверяете нам?
- Ерунду говорите, Василий Васильевич, - ответил Андрей, раздражаясь. Я в гостинице "Турист", но машину присылать не надо, доберусь сам... куда ехать?
...Обнорский, Перемежко и контролер шли по коридору тюремной больницы. Андрей вспомнил, как он впервые попал в подобное заведение. Это было восемь лет назад в Санкт-Петербурге. В областной тюремной больнице имени Гааза умирал старый законный вор Барон. Барон боялся унести в могилу тайну похищенной из Эрмитажа картины и сам искал контакта с журналистом Серегиным...
"История повторяется, - думал Андрей. - Снова - тюремная больница, снова - умирающий человек... Конечно, Гвоздарский - это не Барон. Но все равно - история повторяется. Неотвратимо, жестоко, подло".
Перемежко тронул Обнорского за рукав. Андрей повернулся к нему. Контролер-прапорщик ушел вперед, полковник и журналист остановились в коридоре. Василий Васильевич сказал:
- Я, Андрей Викторович, еще раз обязан напомнить тебе о неразглашении.
Андрей кивнул. Перемежко смотрел пристально, в упор. Сейчас он не был похож на усталого бухгалтера. Из-под безобидной бухгалтерской внешности выглядывал умный, жесткий, битый жизнью оперативник.
- Вопрос о твоем участии в этом деле решался на очень высоком уровне. Ты иностранный журналист... некоторые считают, что не только журналист... Я поддержал решение о допуске тебя к Гвоздарю. Если ты нарушишь наши договоренности, меня вышвырнут из МВД как щенка.
- Я все понял, Василий Василич,-сказал Андрей.
- Разговаривать с Гвоздарским будешь один на один. Под вашу беседу специально освободили палату. Гвоздарь плох, сколько времени вам отпустит медицина, я не знаю... Кассету по завершении разговора сразу отдашь мне. Диктофон у тебя в порядке?
- Всегда в порядке, - сухо сказал Обнорский. Андрею дали белый, застиранный халат с заплаткой на рукаве. Халат был маловат, и Андрей просто набросил его на плечи. Врач брюзгливо сказал Перемежко:
- Вы, полковник, присягу давали?
Василий Васильевич удивленно посмотрел на врача, кивнул.
- А я, - продолжил врач, - давал клятву Гиппократа... Сейчас вы толкаете меня на нарушение клятвы. Я иду на это под давлением вашего генерала и только потому, что Гвоздарский, скорее всего, не жилец. - Врач повернулся к Обнорскому: - Двадцать минут, молодой человек.
- Да, доктор.
- Для того, чтобы он мог говорить с вами, я сделал ему инъекцию, которая фактически подталкивает его к могиле... вам понятно? Вам знакомо выражение "non nосеrе"*?
* Не навреди (лат.),
- Да, доктор.