Расследователь: Предложение крымского премьера

— А было дело так: в тот злополучный день наша демократическая теленачальница решила посетить своего знакомого, очень известного актера — своего бывшего, кстати, коллегу по депутатскому корпусу, единомышленника-демократа. Дело в том, что у актера как раз день рождения случился. Однако, уже подходя к его дому, вдруг вспомнила наша героиня, что идет в гости без подарка. А поскольку женщина она культурная и интеллигентная, то решила тут же исправить ситуацию и приобрести в ближайшем ларьке «кекс иностранного производства» — так потом в протоколе было написано. А уже вечерело. Ларек стоял в двух метрах от подворотни, и вокруг него тусовались, как это часто случается в России, пьющие люди, многим из которых, как всегда, не хватало на очередной стакан. И что же видят эти серьезно озабоченные страдальцы? К их ларьку из сумрака выплывает ярко крашенная блондинка лет пятидесяти с гаком, в коротком, красном, переливающемся плаще (во Франции такие плащи у проституток в большой моде), с гордо поднятой головой. Кладет это чудо на прилавок руки, чтобы всем хорошо виден стал перстень с огромным сверкающим камнем, и требует у продавца кекс. Продавец кекс выдает, дама достает из сумочки бумажник, но рублей после долгих поисков там не обнаруживает, а находит лишь пачку абсолютно американских долларов. И тогда она пытается расплатиться за крайне необходимый ей кекс штатовской деньгой. Но продавец упирается, говорит, что у него в ларьке — не обменный пункт. Дама начинает блажить, пытается сагитировать на свою сторону народные массы, которые наблюдают за всем этим балаганом достаточно угрюмо, — им страдания по кексу непонятны, потому что и на водку-то не хватает. Короче, скандал усиливается, дама орет, что это провокация, что не для того она за демократию боролась, чтобы вот так вот за реальные доллары кекс было не купить в ларьке. В общем, победила она продавца — наверное, он ее узнал в лицо и предпочел не связываться. Получив-таки заветный кекс, мадам направилась в подворотню — усталая, но гордая, как и положено победительнице, не давшей сорвать провокационным силам радостную встречу двух демократов. А чтобы добраться до подъезда актера, нужно было миновать два проходных двора, больших и темных, типично питерских. Вот во втором-то дворе, у самого подъезда, ее и настигли злые красно-коричневые силы — напали на прессу и демократию в ее лице, ударили трубой по голове, а чтобы замаскировать политическую сущность злодейства, отобрали у поверженной, но не сломленной журналистки доллары, плащ и перстень…

Участники семинара уже хохотали в голос, только Галина Сомова еще боролась с собой, сдерживая улыбку.

— А кекс? Кекс они тоже забрали? — еле смогла выговорить, смеясь, пухленькая шатенка из Одессы. Обнорский ухмыльнулся и покачал головой:

— Нет, кекс они оставили… С ним пострадавшая и была доставлена сердобольными соседями в квартиру актера — и оттуда уже пошли звонки руководству ФСБ… Ну не в милицию же звонить, если совершенно очевидно, что произошла попытка террористического акта, а это, как всем известно, подследственность именно эфэсбэшная…

Минут через пять, когда наконец все отсмеялись, Андрей поднял указательный палец и, хмыкнув, завершил историю:

— Самое любопытное, что выяснив все детали, мы не стали ничего об этом писать… Неудобно было как-то — после всего того безумия, которое по СМИ прокатилось. Не хотелось, чтобы читатели нас, журналистов, стали бы мудаками, извините за выражение, считать. Пусть уж лучше считают героями… Да и врагов в своем цеху наживать не хотелось. Опять же голову человеку все-таки проломили, неудобно было о больном человеке такую правду рассказывать. Правду вообще по разным житейским и нравственным причинам далеко не всегда нам рассказывать удается, но ее, по крайней мере, надо знать.

— То есть вы хотите сказать, что все нападения на журналистов и у нас на Украине, и в России, и в Белоруссии — это все случаи бытовые, в которых сами же наши коллеги и виноваты? — Вопрос Галины окончательно подавил веселье в аудитории.

Посерьезнел и Обнорский:

— Нет, я не считаю, что все случаи — бытовые. Я считаю, что бытовых просто гораздо больше, чем… чем каких-то других. Про вот эти «другие» я очень много слышал разных военно-морских историй, но потом, при детальном разборе, выяснялось, что все, как всегда, достаточно просто — либо грабеж и разбои, когда грабившие даже не знали толком, кого они на гоп-стоп ставят, либо пьяные драки, либо какие-то личностные отношения с чужими женами, любовницами или, наоборот, мужиками. Как один мой приятель, бывший опер, выражается: мир стоит на чугунных законах, к сожалению… или к счастью — это уж кому как. А исключения — они, конечно, бывают, но ведь исключения лишь подтверждают правило.

— У нас в Киеве несколько дней назад, наверное, и случилось такое исключение. — Галина подняла руку и заговорила почему-то вдруг очень взволнованно почти что с болью: