Расследует Эллери Квин

— Звучит прекрасно, — усмехнулся шеф Ньюби, — если бы не одно обстоятельство.

— А именно?

— Раз убийца не украл кулон, то где же он?

— В том-то и загвоздка, — мрачно кивнул Эллери.

— Не хочу казаться высокомерным, — продолжал Ньюби, — но вы должны признать, что обладаете тенденцией пренебрегать очевидным. Хорошо, вы разгадали, что «MUM» означает комбинацию сейфа Годфри. Он был помешан на хризантемах и, вполне естественно, использовал это слово в качестве комбинации. Но Годфри мог иметь в виду совсем другое, написав «MUM» в блокноте. Я по-прежнему считаю, что он указал на убийцу. А когда у вас под рукой подозреваемая, которую все называют «мам», что еще вам нужно?

— Это слово относится не только к мам Кэсуэлл.

— О чем вы?

— Вы сами сказали, что Годфри был помешан на хризантемах. Мне кажется совершенно невероятным, чтобы «MUM» явилось его предсмертным сообщением. Ведь это слово было символом человека, написавшего его. Он был знаменитым цветоводом, специализировавшимся на хризантемах. Все вокруг него буквально произносило слово «MUM» — от цветов в оранжерее до картин, гравюр, скульптур, инталий,[13] драгоценностей и еще бог знает чего. MUM было фабричной маркой Мамфорда — хризантема присутствовала на его писчей бумаге (как я удосужился проверить), на бумажнике, на автомобиле, над парадной дверью дома, в лепнине, на дверных ручках. А вы обратили внимание, что на его рубашках вместо монограммы вышита хризантема? К тому же в том, что жизнь Годфри оборвал нож, хранящийся у него с детства, есть ирония судьбы. Сколько раз, по-вашему, маленький Годди Мамфорд играл им в ножички?[14]

При этом последнем причудливом заявлении шеф не мог удержаться от стона. Эллери поднялся, нисколько не обескураженный.

— Это дело именно такого рода, Ньюби. Кстати, одной линией расследования я еще не занимался. Меня отвлекла проблема сейфа. Сделаю это завтра утром.

* * *

12 января. Злоупотребляя своими прерогативами гостя, Эллери попросил предоставить ему один из автомобилей Мамфордов. Спустившись следующим утром, когда никто еще не встал, он заметил письмо, лежащее на серебряном подносе на столике в прихожей.

Будучи одним из самых любопытных людей в мире, мистер Квин остановился, чтобы взглянуть на письмо. На дешевом конверте отсутствовали марка и штамп, а адресат был обозначен якобы детскими каракулями, просто: «Для Эллери».

Мистер Квин был удивлен и обрадован — удивлен, так как письмо явилось полной неожиданностью, а обрадован, потому что крайне нуждался в новых фактах. Он разорвал конверт и вынул из него лист такой же дешевой бумаги.

Текст письма был написан теми же стилизованными буквами:

«12/1/65

Ни гугу! Если Вы расскажете то, что знаете, я убью и Вас тоже».

Подписи не было.

Являлось ли это развитием дела? Едва ли. Письмо лишь сильнее запутывало ситуацию. Эллери не впервые сталкивался со словоохотливым убийцей, но что именно он должен был «знать»?

Эллери стал размышлять над этой проблемой и вскоре приободрился. Очевидно, его предполагаемые знания были опасны для убийцы. Следовательно, дрожжи в вареве начали действовать. Страх может создать клейкое зелье, которым убийца подавится.

Эллери сунул письмо в карман и вышел из дома.

Приехав в многоместном автомобиле в Конхейвен, он остановился у кампуса университета Мерримака и нашел университетский музей. В главном офисе похожего на склеп здания Эллери обнаружил ожидающего его Вулкотта Торпа, о встрече с которым заранее договорился по телефону.

— Вы заинтриговали меня, мистер Квин. — Куратор коснулся руки Эллери своей высохшей лапкой. — И встревожили. Насколько я понимаю, вы расследуете убийство бедняги Годфри. Зачем я вам понадобился?

— Вы подозреваемый, — напомнил Эллери.

— Конечно! — Торп поспешил добавить: — Как и все мы. Но если я кажусь виновным, то такова человеческая натура.

— В том-то и беда или одна из бед, — улыбнулся Эллери. — Я не раз видел, как ни в чем не повинные люди при очной ставке выглядели виновными. Но я здесь не для этого, так что перестаньте беспокоиться. Музей для меня все равно что цирк для мальчишек. У вас есть время показать мне его?

— О да! — Торп просиял.

— Меня интересует то же, что и вас. Западная Африка, не так ли?

Сияние стало ярче.

— Пойдемте со мной, друг мой! — воскликнул Вулкотт Торп. — Нет, не сюда…

В течение следующего часа Эллери пользовался необъятной эрудицией Вулкотта. Его интерес отнюдь не был притворным. Эллери всегда тянуло к древностям и к антропологии (разве она не являлась своего рода расследованием?), поэтому он был искренне очарован артефактами из Западного Судана и района Кайеса на Сенегале — идолами, фетишами, масками, амулетами, головными уборами, состоящими из помпонов, которыми пользовались племена мандинго, отгоняя силы зла.

Осыпаемый информацией Эллери наконец прервал куратора, попросив у него лист бумаги для заметок. Торп принес ему музейный бланк, и Эллери, готовясь записывать, с усилием оторвался от мрачных африканских трайбализмов.[16]