Rassolniki

– Ну, я же с тобой как с адекватным человеком, а ты опять, как мудак.

– Бля, Жень, я честно не понимаю, как так получилось? А что тебе сказали точно?

– Ты что, ебанулся? Может быть, тебе ещё расшифровки с совещаний предоставить? – Дорогин закипал так же, как вода в чайнике, – совсем крыша поехала?!

– Но я реально ничего не понимаю!

– Надо было раньше думать! А сейчас такая подстава, – на этих словах красный огонёк на чайнике потух, и Дорогин тоже успокоился, – короче, мне сказали, что тут у нас тип такой-то работает, типа рискует, что-то там про какой-то эксперимент, расследование какое-то! И сказали смотреть за ним, чтобы волоска не упало!

– Он же крутой журналист, вот и попросили крышевать, пока он здесь.

– О том, что твой друг пойдёт в мэры, я узнал задолго до того, как ты заявился с ним в избирком и начал угощать всех шоколадками!

«Значит, всё-таки избирком стучит. Ну, надо полагать!» – подумал Ведов, а вслух сказал:

– Да, Жень, попал ты!

Оба задумались, сделали по несколько глотков свежего чая. Ведов понимал, что оказался в тупике, он даже не знал, в каком направлении думать. Дорогин знал больше, чем он. И это бесило. Ещё больше бесило, что Рублёв оказался не таким уж простачком! Неужели что-то затеял? Или подстраховался? В любом случае – молодец.

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я знаю столько же, сколько и ты, и это ты мне всё рассказал, так что я помогу тебе, – Ведов заметил, что пока он это говорил, взгляд собеседника менялся от любопытства до отвращения, как при просмотре экспоната в кунцкамере, – давай так, если что, я тебе сразу звякну? И ты меня держи в курсе. Видишь как всё… интересно складывается.

– Пошёл на хуй, клоун! – Дорогин Ведову не поверил и все его слова воспринял не иначе, как издевательства, – вы, суки, под своей шкурой журналистской спрятались и думаете, что это вас спасёт? Я тебя, пидор, сам опущу, как только, так сразу, понял!? – орал он вслед уходящему Александру.

Но Ведову было не до этих шизофренических воплей. Перед глазами стоял только Рублёв. С его широкой московской политулыбкой, как у тех уродов, что показывают каждый день по телеку. «Неужели это не я его веду, а он меня? – пронеслось в голове у телеведущего, – специально прислали казачка? Ну нет, хер вы меня в дураках оставите! Я эту идею сто лет вынашивал, я всё на это ставлю, козырь у меня! Вы думаете, что это ваш козырь, а он мой, я его достал, мне с ним и выигрывать… Сейчас я ему позвоню. А я под него, можно сказать, ещё девку такую положил! Хорошо хоть ему не проболтался, что я подставу с Коляном устроил! Вот сейчас я ему и скажу, всё скажу, пусть его, суку, совесть замучает!»

Впервые за многие многие годы Ведов потерял контроль над собой. Он несся на своём «запорожце» по заснеженному городу, нарушая все правила дорожного движения, он не понимал, что он едет, мозги, работающие только на ненависть к Рублеву, отключили все прочие чувства, в том числе чувство самосохранения. Остановился Ведов только тогда, когда начал набирать на телефоне номер Рублёва. Встал прямо посреди дороги. И фары не включил.

Рублёв не отвечал. Ведов бросил телефон на соседнее кресло. Попытался разглядеть за окном, где он. Кажется, недалеко оттого дома, на стенах которого RASSOLNIKI пишут о своём пополнении. Сколько сейчас там? Не разглядеть. Метель испортила всю видимость. Зато прекрасно видно снежинки во всей красе и во всех крупностях, они отчаянно давили на стёкла, словно пытались остановить на полпути дворники. Но те всякий раз оказывались сильнее и скашивали многочисленную армию заносчивых противников. Глядя на это, Ведов улыбался. А что ещё делать? Эта нелепая борьба природы с машиной что-то смутно ему напоминала… Внутри у него снова стало тепло, как от глотка чая. А, может быть, это злость улеглась. Ведов вообще быстро отходил. Мысли начали течь более размеренно:

«И хорошо, что Рублёв не взял трубку, сейчас бы наговорил ему лишнего, что всё бы рухнуло. А может быть, он и сам не в курсе, что его тут крышуют, может быть, это и правда по работе? Ведь он действительно известный журналист, не отправят же его сюда без поддержки. Но почему они всё знают про выборы? Если здраво рассуждать, то только Рублев им мог сказать, тем более, что Гадёныш говорит, что давно об этом знал… Хотя, скорее всего, Гадёныш просто цену себе набивает… Или Сашка подстраховывается, ведь не дурак он всегда был! Точно, так и есть… а я тут!»

Ведов медленно привёл свой раритет в движение. Однако на этом не успокоился. В голове, как и за окном, по-прежнему царила сумятица. Наконец, он что-то решил и стукнул по клаксону, как стучат по хребту лошади, когда хотят заставить её ехать быстрее. И «запорожец» рванул наперегонки с метелью.

XVII

Рублёв валялся в полубреду с самого утра. Всё-таки срубили его. Эмоции, нервы, дикое напряжение. Это только в кино герои не болеют, всё стойко переносят, а в жизни нет героев – все люди. Всех ломает.