Rassolniki

– Ты что, запыхалась? Не торопись! Поболтай со мной! – попросил Рублёв девушку на том конце провода.

– Ну, Саш, я опаздываю, давай приду на работу – перезвоню, – голос тонкий, почти детский.

– Хорошо, пока!

– Ну не обижайся! – Света протянула гласные последнего слова.

– Я не обижаюсь, – отрезал Александр.

– Что-то случилось? – Света, видимо, решила не бросать трубку.

– Почему должно что-то случиться, разве я не могу так просто с утра позвонить подруге? – сказал Рублев и тут же смутился – что за пошлятину он несёт? Он ничего не мог поделать со своим языком, когда разговаривал со Светой. Почему-то приходили странные слова – чужие, непривычные.

– Где-то я уже это слышала, или читала, или слышала и читала, сказать где?

Света знала, что сейчас он мучается от сказанного им же самим, и поэтому решила добить. Девушки это умеют делать.

– Ну ладно, давай до вечера, – Александр понял, что разговора с обменом нежностями, новостями и слухами сейчас не получится.

– Пока, Саш! Только не обижайся, потому что мне сейчас, правда, некогда.

Нажал отбой. Снова включил компьютер. Полез на местные форумы не то за настроением, не то за информацией.

О RASSOLNIKax на городских сайтах писали много, несмотря на то, что эти темы вычищались. Однако дискуссий, которые делают темы посещаемыми, не было. Люди поддерживали «тех, кто долбит топоту» и желали им удачи в этом «правильном деле». Некоторые к словам поддержки добавляли примеры собственной встречи с гопотой, описывая их так, словно сдавали экзамен по русскому матерному. А кто-то отстукивал такие комментарии о топоте, что если бы Александр причислял себя к этому сословию, то даже он, человек, никогда не задумывающейся о суициде, полез бы в петлю.

Не только о топоте горожане отзывались скверно. Тот же неудержимый мат и ненависть встречалась в темах о политиках, коммуналке, туризме и даже о людях, которые занимаются благотворительностью.

И, конечно, все на форумах были экспертами во всех областях и не стеснялись критиковать даже те сферы, о которых и знатоки из популярной программы предпочли бы не говорить, чтоб не показаться идиотами.

Александр попытался представить на секунду обычного интернет-тролля. Это должен быть либо очень маленький, либо очень высокий мужчина. Хотя, возможно, и женщина. А может быть, дохляк, а может быть, жирный. Но ему точно до сорока! Каждый раз, когда он бьёт по клавиатуре, на его лице расползается огромная улыбка, как у Чеширского Кота, только в глазах сверкает злость на весь мир. А где-то в подсознании вертятся его личные вечные комплексы: почему все кругом чего-то добились, а я вроде тоже получаю много бабла, вроде тоже работаю на крутой работе, но почему-то никто меня не замечает, не прислушивается. Разбираясь в этих вопросах, «местный житель» форумов злится ещё больше и жалеет об отсутствии автомата, поэтому и строчит пули-гадости в Интернете. Все равно ничего за это не будет.

А жаль, что не будет – раньше общество было культурнее потому, что за необоснованные оскорбления и враньё выбивали зубы. В особо развитых цивилизациях даже отрубали головы. Было время!

«Если и есть плюс у форумов – так это то, что подъезды и заборы нынче стали чище», – думал Александр, читая комментарии земляков, – всё, что раньше писали на стенах и заборах, теперь пишут в Интернете!».

Вспомнил университетского преподавателя истории Григория Ивановича Ковалева. Тот просто объяснял, почему в России форумы ещё лет тридцать будут кишеть злобными постами. Всё дело в том, что раньше в России не было возможности говорить то, что думается. Все свои мнения люди высказывали в тесных компаниях, только избранным давалось возможность выступить где-нибудь в печати или на митингах, да и то только с идеологически-выверенными тезисами. «А как всем хотелось сказать пару ласковых в адрес того, что кругом творилось! Вам, коллеги, не понять! И, слава Богу!» – говорил профессор. Потом, по его версии, в стране настала свобода слова. А когда уж Интернет стал доступен, то тут и полилось. Миллионы человек почувствовали себя счастливыми – ведь теперь они могут говорить всё, что захотят. Говорить за себя, говорить за родителей, многие из которых ушли на тот свет разочарованными страной и тем, что даже поделиться этим разочарованием не имели права.

«Это как надо было воспитывать людей, – думал Александр, – раз ненависть и оскорбления друг друга без дела стали нынче традицией, обычным явлением, настолько въевшимся в жизнь, что если бы все вдруг забыли ругательства, то мир бы сошёл с ума от скуки. Нет, представить это невозможно».

Однако Ковалев мог представить, ведь он был оптимистом. Он говорил, что наступит день, когда всех стошнит от своих же слов, но до того дня пройдёт ещё лет тридцать, пока не сменится «языковое поколение» (любимый термин Григория Ивановича), которое будет заходить в Интернет не с желанием там нагадить, а с желанием сказать что-то доброе. «А пока доброго слова не хватает, вот поэтому так и живем» – ещё одна любимая присказка профессора, которую он проговаривал на каждой паре.