Расстановка

Скорбное лицо литератора было в этот момент особенно выразительным. Пригладив седую бороду, он снял с рукава бегущую букашку, бережно посадил на траву. Мусорная куча поодаль — черепки, ржавая проволока, консервные банки и обломки ящиков — напомнила ему, во что обратили реакционеры прежнюю гуманистическую культуру… Повисла долгая тяжелая пауза… Наконец, писатель заговорил вновь.

— Была растоптана традиция материализма, атеизма, трезвого изучения мира: а именно из этой традиции вырастали и научные открытия, и революционные движения, весь прогресс вообще. Но под властью церкви, общество становится застойным, статичным. Пример тому — средние века. Церковь — организация тоталитарная, нетерпимая, ведь она претендует на монопольное знание божественной истины. И потому ее господство ведет к тотальной несвободе. Там, где побеждают церковники, людям предписывается манера поведения и одежды, цензура царит над книгами и фильмами, научное мышление шельмуется, людям с детства прививается комплекс вины и греховности, а поскольку церковь всегда на стороне властей — то бунтари, революционеры, даже просто критики режима, подвергаются травле. Таким образом, крах революции привел к засилью церкви, а это — откат в средневековье, в несвободу, в тоталитаризм.

— Но ведь ученые, интеллигенция, молодежь, всегда восстают против этого. — обнадежил Алексей — И чем сильнее давление церковников, тем фанатичней будет сопротивление думающих….

— Да. Потому я и говорю, что Медвежутин, своей клерикальной политикой, толкает в революцию лучших, мыслящих, способнейших…

Братья несколько устали. Полочка была уже готова, инструменты аккуратно сложены. Заперев гараж, они отправились домой.

— Есть и третья мрачная тенденция? — на ходу спросил Алексей.

— Я вижу ее — поделился писатель — Экономический кризис и военная истерия. Эти вещи взаимосвязаны. Мировой рынок сейчас затоварен, расти производству дальше некуда. Монополиям невыгодно в этих условиях внедрять новые изобретения, монополисты скупают патенты и держат их под спудом. Исключение — военная промышленность.

Братья вышли на широкую улицу, продолжая беседу.

— А война с Картвелией, выходит, вспыхнула из-за рынков сбыта? — спросил Алексей

— Это лишь частность. Готовится новый передел мира. Потому участились и конфликты на окраинах. Но военная истерия требует шовинизма, отказа от ценностей "чуждых", "привнесенных извне", "нетрадиционных", "антинациональных". От "инородных" идей — как бы разумны ни были эти идеи. Отсюда фашизация, унификация культуры, патриотическая истерия, военная муштра молодежи. Милитаристы желают превратить народ в пушечное мясо, покорное своим господам. Насадить дутое "национальное единство", чтобы ограбленные массы воспринимали интересы правителей как свои собственные, как "общенациональные". В частности, наносят удар и по любителям иностранной музыки, фильмов, культуры…

— Да, в нынешнем выпуске "Инглезианской волны" упоминалось об этом.

— Ну вот. Такие запреты тоже бьют по широким слоям молодежи. Медвежутин сам создает почву для повстанческого движения в стране. Молодежь Рабсии угнетена, и это угнетение все растет: запрет неформальных движений, комендантский час… А всякая тирания есть питомник для революции, лучшая школа революционеров. Неудивительно, что повстанцы именно из молодежи вербуют кадры. А выиграть молодежь — значит, выиграть страну…

Алексей хмыкнул, почесал в затылке.

— Ну хорошо, я тебя понял. Классовая психология у людей исчезла, но режим издевается над ними. Режим вынужден издеваться — из-за причин экономических, политических, духовных, из-за общей ситуации на планете. В ответ, из чувства мести и личной ненависти, многие примыкают к повстанцам. Но повстанцы берут не всех возмущенных. "Пять принципов" их программы — отсекают недовольных реакционеров, привлекая лишь прогрессивных деятелей. "Банду" повстанцев от "банды" правителей отличает идеология. Но где гарантия, что после победы повстанцы будут ей следовать? А, Николай? Ведь они станут новой элитой, и кто даст гарантию что она будет лучше прежней?

— В древних обществах так часто бывало… — вздохнул Николай — лидеры восстаний превращались в новых угнетателей. Но, начиная с индустриальной эры, мы видим уже не бунты, а революции. Смена группы у власти меняет все общество, способ производства, уклад быта, образ жизни. Делается это благодаря внедрению в промышленность новой техники. Чтобы ответить на твой вопрос, Алеша, нам надо отстраниться от идеологии, от политики, от лозунгов — и рассмотреть новые изобретения последних десяти лет… Не появилась ли сейчас такая техника, которая при внедрении сделала бы ненужной государственную власть, рынок, национальные границы? Повстанцы считают, что появилась. И гарантии "светлого будущего" видят именно в том, что они эту технику внедрят, после взятия власти…