Клички присваивались по системе: в большинстве случаев, они указывали на характер и личные качества носителей. Иногда — на их подпольную профессию. Но прозвища не говорили об их легальном статусе и половой принадлежности. Так, женщины в организации: типографщица Юлия Истомина, партизанки Надежда Лакс и Лариса Риманева, куратор паспортной группы Елена Петлякова, добытчица паспортных бланков Ольга Миловидова — именовались, соотвественно, Кегль, Совесть, Ларчик, Енот и Мазурик. С другой стороны, многие мужчины — редактор Новиков, переносчики Юрлов и Белкин, контрразведчик силовой подгруппы Светлов, добытчик оружия рабочий Фаритов — звались Перо, Грусть, Челка, Тень и Шайба. Вот и догадайся тут, что "Челка" указывает на работу парикмахера Белкина, "Грусть" — на депрессию художника Юрлова, а "Енот" — на чистоплотность Петляковой… Были также исключения из правила: к примеру, химики получили псевдонимы Ион и Атом. Исключения тонули в правиле, женщины прозывались в мужском роде, мужчины в женском, среднем и мужском — в общем, вполне добротный хаос. Дополнительная подстраховка на случай, если схема попадет в руки врага. В будущем, систему кличек шефу предстояло менять ежемесячно…
А вот и он сам! В дверь раздался звонок, и доктор Чершевский, уже собиравшийся в клинику, впустил последнего из своих гостей. По длинному коридору в книгохранилище прошел Антон Железнов.
Рэд оторвал взгляд от столешницы, где лежала почти собранная пластмассовая головоломка (на ней оставалось загнуть последний угол), и напряженно всмотрелся в собеседника.
Высокий лоб, самоуверенная улыбка, со вкусом подобранный классический черный костюм, подтянутость, твердый взгляд в глаза — все производило впечатление надежности. О той же крепости натуры сообщало сильное рукопожатие гостя. Подойдя к столу, он без приглашения подвинул к себе кресло и устроился в торце.
— Доброе утро, уважаемый! — заговорил Железнов, уверено беря инициативу беседы в свои руки — Готов принять хозяйство. Игорь мне сообщил, что городская организация вполне сформирована, остается развить начинание.
— Здравствуйте! Все верно — улыбнулся Рэд, чуть отстранившись от собеседника — Я должен вас ввести в курс дела, как оно обстоит на данный момент.
— Что ж, давайте без предисловий, сразу быка за рога.
Железнов был воплощением хозяйственника-интеллектуала — из тех, чей мощный ум не витает в теоретических абстракциях, а крепко связан с жизнью. Именно его историю — грустную повесть о том, как прибыльный завод удушили совместными усилиями бандиты, РСБшники и тузы-взяточники из "Единой Рабсии" — листал четыре дня назад в мэрии вербовщик повстанцев Валерий Дареславец. Привлек же Антона в подполье, три года назад, нынешний куратор боевой группы — отставник Харнакин.
Обращение Антона в революцию шло от интеллекта, эрудиции, системного мышления. Сейчас ему было сорок девять. К сорока годам он прошел путь от рабочего до директора — в те времена общество еще не разъела кастовость, и подобная карьера была возможна. Организаторские способности Антона поражали: там, где другие директора сворачивали дело из-за дефицита времени и средств, Железнов достигал успеха, выбирая единственно верную стратегию. Он мыслил нестандартно — рождал идеи, невзирая на шаблоны и насмешки, а уж затем обуздывал полет фантазии и критически разбирал свои же планы. В эти часы он превращался из фантазера в придирчивого буквоеда. Скучные для других схемы тепловых и электрических потоков, алгоритмы подачи сырья и производственных линий — для него были говорящими, волшебными письменами, дающими власть над сложной машиной современного предприятия. Алгоритмизация, разрешение противоречий в пространстве и времени, гармоничная стыковка разностей — вот в чем заключался его управленческий талант.
Железнов уникально сочетал в себе черты романтика и генштабиста. После трагической смерти жены, погибшей в автокатастрофе, после отъезда двадцатилетнего сына на учебу в Армарик, он видел счастье и усладу жизни лишь в одном. Стоять на вышке, уверенно оперируя мощным механизмом, в недрах коего технология переплеталась со сбытом, реклама с наймом, требования заказчиков с возможностями исполнителей, жесткие ограничения государства и рынка — с широкими возможностями небывалых прежде схем.
Этой радости, этого наслаждения и лишили Антона подлые медвежутинцы. Железнов, неискушенный в политике, имел несчастье поверить, что борьба с мафией ведется в стране всерьез — и попытался сбросить финансовое бремя поборов бандита Крюка. За это строптивого директора лишили всего… Работающий завод, его детище — разорили и распродали, возведя на его месте гнусную шарашку по разливу паленой водки.
Выброшенный на обочину хозяевами жизни, Железнов долго не находил себе места. Он пробовал найти забвение в природе: теперь его страстью стала охота. Бывший директор неделями бродил с ружьем в глухих дремучих лесах, у подножия Урбальских гор, стреляя осторожных куропаток… И все же новое увлечение не принесло покоя.