Расстановка

Разговор подпольщика Рэда с художником Юрловым прошел как по маслу, без неожиданностей. Художник поведал, что пару лет назад назад его старый друг и коллега отправился в Моксву на выставку "Осторожно, рабославие!". Это культурное мероприятие, проходившее в музее при поддержке умеренных либералов, было направлено против попыток господствующей церкви навязать свое мнение обществу. По мере реставрации капитализма, рабсийские церковники наглели с каждым днем. Из-под маски религиозной организации, ранее вопившей о "гонениях", коим она подверглась в революционные годы, высунулась волчья морда организованной преступной группировки, торгующей водкой и табаком при льготных налогах. Кроме того, она покрывала фашистские организации. Она разносила ложь, будто подлая и преступная рабсийская власть якобы происходит от бога. Она лезла грязными лапами в государственный бюджет и в систему образования. Все это и высмеивали прогрессивные художники в своих картинах. Они напоминали обществу, что по конституции Рабсия остается светским государством. Показывали, как опасны попытки церковников навязать народу средневековую идеологию. Никто не предполагал, что выставка завершится погромом. Штурмовики-свинхеды, благославленные рабославным жрецом, явились в павильон на четвертый день ее проведения, и начали все крушить. Музею был нанесен ущерб в несколько тысяч гроблей, испорчены экспонаты, порваны холсты. Друг Юрлова, вложивший огромный труд в написание картины "Церковный сход в Туроградской области", заслонил холст своим телом — и получил по голове смертельный удар бейсбольной битой. Правительство Рабсии решительно встало на защиту погромщиков и убийц. Подняли вой фашистские и церковные издания: "Черная центурия", "Шутрмовик", "Рабсийский кулак". В Государственную Дурку фашистские мерзавцы организовали присылку сотен писем от обманутых ими людей, где художники всячески очернялись. В результате уголовное дело возбудили не против фашистских убийц, а против организаторов выставки. Художников стали вызывать на допросы. Подстрекатель убийц — "духовный отец", благословивший погромщиков, был представлен в прессе чуть ли не героем. Происходящее показало уровень влияния клерикальных сил, исходящую от них угрозу и полную безнаказанность гадов. Законные методы борьбы против них были бессильны.

Похоронив старого друга (тело его было доставлено в Урбоград), Юрлов поначалу начал было пить, чтобы заглушить боль и черную меланхолию. К ней он и до трагедии был склонен, ибо тонко чувствовал всю ложь и несправедливость жизни под игом верховника Медвежутина. Знакомство с Артемом Зерновым в арт-салоне "Кентавр" стало, однако, переломным в жизни художника. Под влиянием Артема, Юрлов бросил пить, ибо наконец нашел выход из жизненного тупика. Он решил примкнуть к подполью, чтобы способствовать уничтожению церковников и фашистов. Привлечение художника к революционной работе было делом недолгого времени. Однако, как и парикмахер Белкин, сам Юрлов был неспособен к насилию. Он не мог видеть воочию чужих страданий, даже если страдали законченные негодяи, чьи муки художник считал вполне заслуженными. Рассудок говорил одно, чувство — совсем иное.

Возмущаясь режимом, художник не стеснялся в выражениях. Но груб Юрлов бывал лишь на словах, внутренне же — миролюбив. Рэд учел эту черту его характера. Он поставил Юрлову мирную задачу: еженедельно, каждую средовицу, отправляться в городской парк — писать пейзажи на пленэре; утром спуститься по заброшенной лестнице к реке, в лесополосу; подойдя к опоре ЛЭП, взять литературу из рюкзака, с места закладки. Спрятать сверток в этюдник. Оставить рядом сигнал успешной выемки — пачку из-под сигарет "Флора". Подняться вверх, незаметно вынуть сверток из этюдника и положить между рамой и холстом одной из картин. Затем Юрлов продолжит писать пейзаж, а картину с литературой "купит" у него в 11–00 студент училища искусств Скороходов.

Этот молодой приятель Юрлова, также сочувствующий подполью, взялся быть распространителем подпольной прессы. Всей городской богеме было известно, что наряду с учебой Скороходов подбирал картины по поручению городских галерей и музеев. Он был сведущ в живописи: несмотря на молодость, считался признанным экспертом. Принеся картину домой, Скороходов должен был вынуть литературу из-под рамы, а затем распространить по городу.

Однако об этой миссии Скороходова заговорщик не осведомил Юрлова. Каждый знал только свой участок работы. Рэд соблюдал главный принцип — адресность. Он сказал художнику, что за передачей картины будут наблюдать подпольщики. Поэтому в случае опасности Юрлов должен перед приходом в парк одеть на шею красный шарф или платок — его сигнал поймут. Был обговорен и пароль, по которому Юрлов должен узнать связника — в случае, если режим работы изменится или Юрлов раздумает помогать повстанцам.