Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками

Он начал доставлять неприятности научному начальству еще в университете, когда в студенческой работе доказал, что человек произошел не от неандертальца. Тридцать лет возглавляя орнитологическую станцию на Куршской косе, двадцать два из них числился и.о. директора. Его книга о поведении человека стала настоящей сенсацией. А в прошлом году орнитолог с мировым именем, профессор Зоологического института Виктор Дольник, оппонент академика Павлова и его школы условных рефлексов, получил премию имени И. П. Павлова, присуждаемую правительством Санкт-Петербурга.

Летающая птичка страус

– Виктор Рафаэльевич, Ваша книга «Непослушное дитя биосферы (Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей)» в свое время вызвала у читателей потрясение, быть может, большее, чем политические разоблачения тех лет. В ней Вы даете тотальное объяснение поведения человека на основе инстинктов, которые он унаследовал от животных. Советский человек привык к более высокому мнению о себе. Но я, если Вы не против, хотел бы начать с эпиграфа к этой книге, несколько загадочного…

– Да, книга посвящена Андрею Битову. А эпиграф звучит так: «В память о тех ветреных и ясных днях на безлюдном берегу моря, мой дорогой доктор Фауст Ватсон, в течение которых два перипатетика – Стилист и Этолог – разрисовывали схемами песок, а ветер и волны – Редактор и Цензор – тут же поспешно и равнодушно разрушали написанное. Как же поведать людям об этологии и экологии человека как биологического вида? «Ты подымай, не то я подыму», – повторял ты слова Ахиллеса. Ты поднял в своих «Птицах», а теперь я подымаю в «Непослушном дите»».

Это было в конце 60‑х – начале 70‑х годов. Я был директором орнитологической станции на Куршской косе, и Андрей приезжал ко мне туда. Он писал свои «маленькие трагедии» (в основном, заявки для кино), а я свои «маленькие трагедии» – маленькие статьи (тогда я уже начал сотрудничать с научно-художественными журналами). Мы сидели за машинками друг напротив друга, потом выходили гулять на берег моря. Я просвещал Андрея в области этологии, он учил меня стилю: как, с какой фразы входить в текст. Мы бродили по морю, философствовали, не очень понимая и не очень принимая советскую власть, которая нас обоих немного прижимала. Его – больше; меня – меньше. В результате я приобщил его к этологии. Вместе с ним размышляли мы о поведении животных, сравнивали его с поведением человека. Битов написал свою работу «Птицы, или Новые сведения о человеке» и посвятил ее мне. Эссе это тогда не опубликовали, оно появилось позже в его сборниках.

В те годы он мне как раз и сказал: или ты эту тему поднимешь, или подыму ее я. Получилось, что он поднял ее в «Птицах», а я потом в «Непослушном дите». Об этом и эпиграф.

– Когда человек знакомится со стройной системой, первое, наивно психологическое, впечатление: она была всегда. Впечатление, конечно, ошибочное. Скажите, какими толчками и догадками пробивалась в Вашем сознании мысль о поведении человека?

– Я закончил биофак Ленинградского университета. Там в чести была Павловская школа условных рефлексов. Меня заставляли написать работу «Условно рефлекторные основы инстинктивного поведения птиц». Это была совершеннейшая чушь собачья. А я в это время ставил независимые опыты на птицах и написал статью «О врожденных компонентах в инстинктивной деятельности птиц». Эту статью в качестве курсовой приняли, позднее она была опубликована. Так я пришел к инстинктам. И параллельно начал понимать, что инстинкты – они общие для всех.