Расставание в голубом. Глаза с желтизной. Оранжевый для савана

Во вторник в половине десятого утра я позвонил в кабинет администрации средней школы с находящейся неподалеку бензоколонки и спросил, нельзя ли побеседовать с Синди Ингерфельдт. Женщина ответила колко и с долей скепсиса:

— Это предпоследний день перед экзаменами. Я могу проверить, сдает ли она экзамены или еще занимается, но мне нужно знать, кто вы. И причину звонка.

— Меня зовут Хупер, мадам. Исследователь из группы Антиалкогольного контроля штата. Я вынужден попросить вас отнестись к этому конфиденциально. Девушка может располагать некоторой полезной информацией. Вы не могли бы кратко описать ее, что она за ребенок?

— Я… я не думаю, что она захочет помогать вам. Синди слишком зрелая для своего возраста. Глубоко безразличная ко всему ученица. Она просто проводит тут время, как и многие остальные. Я так понимаю, дома у нее жизнь не из приятных. Она нелюбимый ребенок. Себе на уме. Очень аккуратная по отношению к себе и действительно была бы довольно хорошенькой, если бы немного похудела. Мистер Хупер, если вы хотите допросить ребенка, то можете приехать сюда, я вам выделю отдельный кабинет.

— Мне бы не хотелось делать это таким образом, мадам. Некоторые довольно грубые люди могут об этом прослышать. Я не хочу причинять ей неприятности. Потому-то я и прошу вас сохранить это в тайне.

— О Боже! А этот ребенок… замешан в чем-нибудь?

— Ничего подобного, мадам. Знаете, если вы действительно хотите помочь лучше, чем предоставив мне возможность выяснить у нее что-либо по телефону, я был бы вам очень признателен, если бы вы нашли какой-нибудь предлог отправить ее вниз по дороге к бензоколонке «Texaco». Я не отниму у нее много времени и тут же отошлю назад.

— Ну… дайте мне проверить ее расписание.

Я смотрел сквозь стекло телефонной будки на стоящее в отдалении школьное здание, окруженное желтыми автобусами. Уже через минуту она снова взяла трубку и сказала конспиративным голосом:

— Она закончит экзамен по истории в десять. Думаю, что если я сама подойду и поговорю с ней, это вызовет наименьшие подозрения. И тогда я пришлю ее к вам. Годится?

— Просто замечательно, я глубоко признателен вам за помощь.

Без нескольких минут десять я сел в машину, подъехал поближе к школе, развернувшись в сторону бензоколонки. В начале одиннадцатого в зеркальце заднего наблюдения я заметил ее, бредущую по направлению к моей машине, обеими руками прижимая к груди стопку учебников. На ней была хлопчатобумажная блузка в зеленую полоску, оранжево-розовые брюки, кончавшиеся чуть ниже колен, и белые теннисные тапочки. Когда она подошла достаточно близко, я нагнулся, распахнул дверцу и сказал:

— Доброе утро, Синди.

Она взглянула на меня, медленно подошла к машине, остановилась в нескольких шагах.

— А, так это вы. — Оценивающе оглядела меня своими мудрыми старыми глазами. — Что это вы задумали?

— Садись.

— Слушайте, если у вас в воскресенье возникли какие-нибудь мысли на мой счет, забудьте. Я вас не знаю, я не в настроении, и у меня хватает своих проблем, мистер.

— Я хочу порыться в тайничках у Бу, Синди. И он никогда не узнает, что ты в этом как-то замешана. Я просто хочу задать тебе несколько вопросов. Залезай и давай поездим немного вокруг, а через пятнадцать минут я высажу тебя на этом же самом месте.

— Почему вы решили, что я захочу каким-либо образом подставить Бу?

— Просто будем считать, что ты хочешь сделать одолжение своему отцу.

Она поджала губки, дернула плечом и влезла в машину. Положила книги на сиденье между нами и сказала:

— Не надо ездить вокруг. Поедете туда, куда я скажу.

Ее указания были коротки и понятны. Следуя им, я проехал три квартала вперед, два налево и свернул в укромную рощицу со столами для пикника, местом для костра и густыми ивами у пруда. Когда выключил двигатель, она вздохнула, расстегнула верхнюю пуговку на блузке, засунула два пальца в бюстгальтер и, немного порывшись, вытащила помятую сигаретку и кухонную спичку. Зажгла спичку о толстый ноготь большого пальца, глубоко затянулась и выпустила долгую серую струйку дыма, отразившуюся от внутренней поверхности ветрового стекла.

— Как это вам удалось уговорить старую Мосбатиху отпустить меня?

— Сказал, что я официальное лицо. Антиалкогольный контроль. Когда вернешься, она поинтересуется. Скажи, что мистер Хупер просил никому не говорить об этом.

— Вас так зовут?

— Нет.

— Это официальное расследование?

— А сама ты как думаешь, Синди?

— Вряд ли.

— Ты права. В воскресенье у меня сложилось впечатление, что ты хочешь, чтобы Уаксвелл убрался из твоей жизни. Это была игра?

— Не знаю. Боюсь, что нет. Не будь он таким злым, как черт… И таким старым. Никуда меня не возит. Вечно говорит — Майами, Майами! Как же, доживу я до этого. А так, как все идет, — бл… мне самой придется что-то делать, потому что пока я торчу здесь, ничего толком не изменится, что бы там ни было. Есть одна компашка, у них появилась возможность этим летом отсюда смыться, поработать на табачных плантациях в Коннектикуте. Вкалывая изрядно, да еще подальше отсюда, я, наверно, смогу с этим развязаться. Проклятый старикашка!