Расстояние

Масса происшествий случилась с Аркадием за время трёхгодичной учёбы в училище, в том числе получение первых документов, обернувшееся для него шекспировской трагедией. Выяснилось, что он забыл, точнее, никогда не знал своей настоящей фамилии. Когда женщина оставила его в приюте, она сообщила все данные мальчика. Там её знали, но никогда не употребляли, он был просто «Аркадием», работникам детдома и в голову бы не пришло, что такое могло случиться, а должно, учитывая, на какой ступени развития находился только-только попавший к ним ребёнок.

Какой же он испытал стыд, какие угрызения совести мучили его взрослеющую натуру! Он чувствовал себя святотатцем, последним предателем, поскольку фамилия – единственное, что связывало его с покойными родителями. К тому моменту их образы успели выродиться в образы святых мучеников, на время сошедших в этот мир, чтобы породить его, а он, как неблагодарное животное, не смог выказать им простейшей признательности – сохранить имя их рода. Отроку предлагали взять одну из распространённых фамилий, предлагали переиначить название городка, из которого тот был родом, однако Аркадий ни на что не соглашался и в наказание себе и, увы, всем своим потомкам взял фамилию Безроднов, как знак позора и прерванной связи поколений, которая вообще-то прервалась ещё до него, чего он не знал. Вновь возвращаясь к не имеющей значения для последующего встрече Безроднова с его приёмной матерью, надо сказать, что та прекрасно помнила и не преминула назвать ему его настоящую фамилию, чем привела мужчину в ещё более печальное состояние, Аркадию вдруг начало казаться, что он всегда её помнил, но почему-то намеренно вытеснил из памяти, назвав, тем не менее, сына сходным образом. Но что-то менять было поздно. Воспоминание о родителях померкли, и он, и его жена, и их ребёнок свыклись с тем, что они – Безродновы.

Однако помимо гнёта и смятения в отрочестве Аркадия Ивановича Безродного случались и приятные моменты, связанные с надеждами на будущее, которые он подавал. Односторонность советской образовательной системы, прежде всего, в преподавании мировой истории, наряду с её формальностью воспитывали в парне узколобую усидчивость вместе с недоверием и подозрительностью, а также деятельное желание их скрыть, вследствие чего он преуспевал в учёбе и получал самые лестные рекомендации преподавателей, немало помогшие ему в дальнейшей жизни. В этом отношении выделялся учитель сугубо прикладного курса материаловедения, который к тому же имел весьма достойные познания в физике и математике, оставшийся ему добрым приятелем на долгое время. Это был человек среднего роста, среднего телосложения, среднего возраста, среднего ума и среднего, надо полагать, достатка, не амбициозный, но, как любая другая посредственность, имел высокие запросы. Войну он провёл в эвакуированном на восток заводе, поскольку являлся хорошим инженером, однако не достаточно хорошим, чтобы быть востребованным где-нибудь поближе после неё, оставаться же среди мхов и оленей не пожелал. Мужчина носил тоненькие усики, никак не гармонировавшие с его простым лицом, имел карие глаза, узкие бледные губы, большие уши, единственно которыми и выделялся из толпы, а также не вполне спокойный характер. Но самым главным в этом знакомстве оказалось то, что у преподавателя подрастала дочь тех же лет, что и Аркадий.

Их дружба носила весьма тёплый характер, но была крайне неопределённой по своей сути, не понятно, что именно связало этих людей. Сперва парень получал немалую помощь от этого человека в освоении его предмета (впрочем, как и некоторые другие), несколько раз имел ряд занимательных бесед с учителем, и занимательных именно потому, что, по сути, в первый раз в жизни общался по душам со взрослым, опытным, сформировавшимся человеком, которому действительно уступал и умом, и развитием. Поначалу это его сбило с толку, прошли те времена, когда неуклюжий высокорослый мальчуган искренне и успешно, но не всегда безболезненно, стремился к людям, к тому моменту Аркадий привык ощущать превосходство над сверстниками.