– Я знаю, как мы обычно работаем, я все еще начальник. Я знаю, что обычно вы не отправляли никаких отчетов, пока дело не завершено. Но Нокс совсем другое. Совсем. – Шеф ерзает в кресле, принимает удобную позу и продолжает: – Что же касается средств, просто скажите, что вам необходимо. – Шеф кивает, словно это все решит.
– Остальные знают, что я вернулся?
– Нет, конечно.
– Кто сейчас здесь?
– Моррис, хотя она семь месяцев назад ушла в отставку. Картер, Лисон. Кингман – экс-спецподразделение.
– Что им будет известно?
– Как обычно. – Он имеет в виду – ничего.
– А неофициально?
– Что вам предстоит очистить авгиевы конюшни. – Шеф позволяет себе легкую улыбку.
– Что им с этим делать?
– Что сочтут нужным, – отвечает шеф. – Что сочтут нужным.
Еще один кабинет без таблички на двери. На столе пропуск и список квартир, находящихся в его распоряжении. Пауэлл бросает досье на Питера Лейдлоу, и оно тяжело ударяется о поверхность.
9:35 по Гринвичу. 4:35 по восточному поясному времени.
Тея спит уже четыре часа. Он так и не пожелал ей спокойной ночи.
Часть вторая
Глава 1
Йоханнсону снится человек в кабинете. Он сидит за столом, сцепленные руки лежат поверх папки с документами; на папке его, Йоханссона, имя.
Губы мужчины шевелятся, словно произносят слова, но звука Йоханссон не слышит.
Он просыпается. Пробивающийся сквозь занавески свет уже приобрел желтоватый оттенок. Часы на прикроватной тумбочке показывают 6:02. Уличное движение оживает.
Они привезли его сюда, в четырехкомнатную квартиру в южной части Лондона, вчера. С ним еще трое: двое дежурят, один отдыхает. Американец, Уитман, оказался высоким сухопарым человеком, который постоянно принимает антацид, возможно, у него язва. Его помощники молоды, скорее всего, им немного за двадцать, оба британцы, довольно опытные: от них пахнет армией, а этот запах ни с чем не перепутать. Они смотрят на него с опаской. Неудивительно, учитывая, кем он теперь стал.
По большей части Йоханссон ничем не занят. Ожидание перед началом работы – дело привычное: несколько дней подряд он одет в одну и ту же одежду, питается консервами, слушает разговоры других людей, живущих своей жизнью, – голоса соседей, звуки телевизора… С одной стороны живет женщина с ребенком, он их никогда не видел, но слышал разговоры и крики за стеной. Ребенку – мальчику или девочке? – должно быть, года три-четыре. Иногда мать поет вместе с радио и постоянно курит, из-под двери струится дым. У ребенка уже кашель заядлого курильщика.
Из квартиры с другой стороны не слышно ни звука.
Итак, он ждет. Двадцать четыре часа – ерунда. Большую часть времени Йоханссон занят очищением собственных мозгов, голова должна быть пустой. Главное – не думать о том, что может произойти. На такой работе лучше избавить себя от предположений и прогнозов, как все сложится. В девяти случаях из десяти все это окажется неверным. Он концентрируется на информации, предоставленной Карлой.
Йоханссон пытается убедить себя, что не представляет, как могут развиваться события. Воображение, как и прогнозирование, большой недостаток.
Итак, он обдумывает данные, которые передала Карла. Но иногда в его голову закрадываются мысли и о ней самой.
Позвонив, чтобы договориться о встрече, она спросила прямо:
– У тебя есть мой адрес? Знаешь, где я живу? – Он ответил «да», потому что это было правдой, хотя ему не положено это знать. – Тогда приезжай.
Обычно Йоханссон отводил на подобные встречи два часа; в тот вечер их разговор продлился три.
Карла сама открыла дверь и провела его в гостиную – холодную, блеклую, огромную комнату, в которой его теперешнее жилье поместилось бы целиком и еще осталось место. В квартире больше никого не было, по крайней мере, он никого не увидел. Возможно, где-то рядом сидят охранники или тот шотландец, который отвечал по телефону. Этого ему никогда не узнать. Ясно лишь, что она хотела создать видимость того, что они вдвоем.
Они обошлись без любезностей, никакой светской беседы, никаких оснований предполагать, что он нечто большее, чем просто очередной клиент. Кроме, пожалуй, пары моментов, когда, читая документы, Йоханссон чувствовал, как Карла меряет расстояние между ними. Размышляла, как его преодолеть? Однако стоило ему закончить, как она принялась говорить о патрулях, словно они опять на складе, и она, невидимая, стоит за лучом света.
Он так много лет думал, в каком месте она могла бы жить. Представлял, как просыпается рядом с ней, мирно спящей в тихой, чистой комнате – безмятежное лицо, рассыпавшиеся по подушке волосы, медленное дыхание…
В 6:30 утра приходит Уитман, провожает его в туалет, а затем обратно в спальню – одеваться.
В кухне ему дают хлопья с молоком и чуть теплый чай. Он все съедает, и они уходят.