Расстрелять перед строем…

О чем думало командование фронта и армии, ведь и они ничего не знали о готовящемся наступлении противника».

3

На скирду командир дивизии полковник Коротков с майором Петровым поднялись с наступлением рассвета. Именно с нее и открылась вся жуткая картина развертывания вражеских танков и пехоты противника. Прекрасно понимая, что о наступлении теперь не может быть и речи, а отражать атаки танков и самоходок просто печем, Короткое берет телефонную трубку и нервно ожидает соединения с командиром корпуса. Когда раздался сонный голос генерала, он кратко доложил обстановку, после чего почти закричал:

— Прошу вас переподчинить мне корпусной противотанковый резерв и немедленно выдвинуть в полосу дивизии для отражения танкового удара.

— Еще не начался бой, а ты уже резервы просишь, — со злом ответил на том конце Меркулов и отключился.

За свою многолетнюю службу Короткое прекрасно знал один из плавных принципов, действующих в армии как в мирное, так и в военное время: «Слово к делу не пришьешь!» Поэтому, повернувшись к начальнику оперативного отделения дивизии майору Петрову, он тут же приказал:

— Вот что, Петров! Он потом откажется, я его знаю. Пиши шифротелеграмму и немедленно отправь ее к начальнику штаба дивизии. Пусть передаст по радио и получит квитанцию.

Текст этой шифровки был примерно следующим: «Ввиду отсутствия орудий в противотанковом дивизионе. Сдали на склад 45 км. Должны получить 76 мм. Прошу Вас переподчинить корпусной противотанковый резерв и немедленно выдвинуть его в полосу дивизии для отражения танкового удара противника».

Подписав ее, Петров тут же отправил в штаб дивизии начальника разведки майора Чередника. Шифровальщик дивизии закодировал написанный Петровым текст и передал в корпус. Чередник лично присутствовал при передаче ее по радио и до последнего ждал получения «квитанции» о приеме ее корпусным радистом.

4

«В тот же день на рассвете командир 1-го батальона 48-го стрелкового полка старший лейтенант Алексей Кошелев с группой солдат выдвинулся вперед на небольшую высотку, — рассказывает А.Н. Зайцев. — Там, в рощице, обнаружилось боевое охранение противника. Двух гитлеровцев стрелки взяли в плен, остальных перебили.

Невероятная картина открылась перед комбатом и его бойцами за высоткой, в широкой низине. В исходном положении для наступления двумя линиями стояли десятки вражеских танков, пехота, артиллерия. А за ними, километрах в трех, в предбоевых порядках двигался второй эшелон.

Кошелев немедленно доложил командиру дивизии обо всем увиденном (у комдива с батальонами была прямая связь).

— Продолжайте наблюдение. Будьте готовы к действиям, — сказал полковник.

— Есть, — ответил комбат.

Видимо, комдив все же надеялся, что придет корпусной противотанковый резерв…

Кошелев скрытно вывел свой батальон на высотку и приказал самым тщательным образом замаскироваться. Алексей Кошелев был в полном смысле самородком. Он даже полковой школы не кончал. Его лучшей школой стали ожесточенные бои с гитлеровцами. Пять раз был ранен и трижды сильно контужен. Его ратные подвиги отмечены шестью боевыми орденами».

5

Тот короткий январский день Александр Захарович запомнил на всю оставшуюся жизнь:

«…события разворачивались стремительно, хотя немцы атаковали на самой малой скорости, делая остановки для стрельбы. Их пехота пробиралась по глубокому снегу, ведя огонь из-за брони танков. Первым свой КНП на скирде покинул комдив со свитой, а за ними наш командир полка с начальником артиллерии, так как немцы подожгли солому зажигательными пулями. Я наблюдал бегство начальства в бинокль. Огнем прямой наводки дивизионной и полковой артиллерии подбили пять или шесть танков противника, но остальные упорно продвигались к селу Босовка и обходили се с окраин. Первыми начали выскакивать из села, расположенного в широком овраге, обозники на санях. Немецкие танки расстреливали их из пулеметов, а снарядами били по нашим умолкшим орудиям без боеприпасов. Отвозить орудия было не на чем — тягачи без бензина отстали. Артиллеристы подрывали гаубицы.