Расстрелять перед строем…

Кроме случая с группой генерала Филипповского, в нашей армии я таких моментов не припомню. Ведь это же сразу “цепная реакция”: положили дивизию безрезультатно, кто виноват? — только комдив?, а где в это время был командир корпуса?, а куда смотрел командарм? Поэтому в частях нередко пытались скрыть ЧП и свои потери».

9

О том, кто приводил в исполнение расстрельные приговоры, З.Я. Иоффе говорит, что расстрельные приговоры приводил в исполнение СМЕРШ, для этого привлекались красноармейцы из «особистских комендантских взводов охраны» юга непосредственно оперуполномоченные ОО или СМЕРШа. Ответственность за исполнение приговора лежала на них. Но я лично не помню такого, чтобы, даже в первый год войны, расстрел мог быть произведен и комендантом трибунала дивизии или комендантом штаба обычной воинской части.

По закону, если речь шла о показательном, «демонстративном» расстреле, то было обязательным присутствие работника армейской прокуратуры.

Я один раз был на таком расстреле, «поставили к стенке» офицера—дезертира с поля боя, обвиненного по статьям 193—17 и 193—8а, и понял, что видеть такое еще раз не особо хочу, и попросил полковника Генина, чтобы он больше меня не посылал на подобные «мероприятия»».

Казнь командира 38-й стрелковой дивизии в своей книге описал А.З. Лебединцев:

«У села Голодьки Тетиевского района Киевской области в роще на поляне заранее была отрыта яма и недалеко поставлен раскладной походный столик, накрытый красным “революционным” материалом. Прибывавшие офицерские колонны выстраивались в каре. Не освободили от этой церемонии даже женщин-медичек, если они имели на погонах хотя бы одну крохотную звездочку. Сначала прибыли члены Военного трибунала со “свадебным” генералом, видимо, членом Военного совета армии. Потом подъехала крытая машина с охраной и через заднюю дверь вывели осужденного бывшего командира дивизии Короткова, который, видимо, уже знал о приговоре, вынесенном ему Военным трибуналом, так как руки его были связаны за спиной, а рот был завязан, чтобы он не смог разговаривать. Одет он был в коричневое кожаное пальто, на ногах были ярко-белые фетровые бурки, снизу обшитые коричневой кожей. (…)

Полковничьей папахи на голове Короткова не было, так как ему мешала повязка на голове.

Поставлен он был перед столом. Председатель Военного трибунала 1-го Украинского фронта объявил приговор от 29-го января 1944 года и закончил словами: “Коменданту трибунала привести приговор в исполнение!” Комендант подтолкнул приговоренного к яме. Коротков вес время пытался что-то сказать, но повязка закрывала рот. Комендант подал команду: “Лейтенант, командуйте людьми”. Командир роты саперного батальона Зыков Н.Н. вызвал трех саперов, заранее предупрежденных о том, что им доверяется приведение приговора в исполнение, и поставил их в готовности открыть огонь по изменнику Родины. Командир роты Зыков, только недавно узнавший о присвоении ему 10 января звания Героя Советского Союза, отнесся к поручению с должным пониманием, как к форсированию Днепра, и скомандовал: “Огонь!”, сделав первым выстрел из пистолета по своему бывшему командиру дивизии. Тремя очередями из автоматов обреченный был весь изрешечен пулями и упал в приготовленную ему саперами яму. Но и на этом не закончилась церемония. К яме подошел комендант капитан Рыкалов и сделал три контрольных выстрела в конвульсирующее тело. После этого генерал-майор подытожил: “Собаке — собачья смерть!” По рядам строя прокатился негромкий ропот, и генерал скомандовал: “Командирам частей развести офицеров по местам расположения!”

Из тех троих, приводивших приговор в исполнение, один остался жив, это сержант Сергиенко Дмитрий Иванович, бывший тогда комсоргом саперного батальона. (…)

Он с горечью рассказывал мне о том, как их всех после исполнения приговора предупредил генерал: “Вы ничего не видели, ничего не знаете и забудьте это место”. Яма с трупом была выровнена с поверхностью земли, засыпана листьями, оцепление вокруг леса снято».

10

Спустя более 12 лет после расстрела Короткова бывший начальник разведки противотанкового дивизиона Роман Михайлович Ростов обратился с заявлением к Главному военному прокурору генерал-майору юстиции Е.И. Барскому:

«Ряд событий последних лет побудили меня к необходимости написать это письмо. Суть его заключается в следующем. В период Корсунь-Шевченковской операции советских войск 14 января 1944 года в районе Виноград Киевской области 38-я стрелковая дивизия, в которой я служил временно исполняющим обязанности командира батареи 134-го ОИПТД, потерпела поражение. В этот день мне пришлось оказывать помощь командиру дивизии полковнику Короткову, которому грозила опасность попасть в плен к немцам. Насколько я ему помог, мне судить трудно, однако ему удалось вырваться из окружения противника.

Неожиданно для всех нас командир дивизии полковник Коротков был обвинен в измене Родине и в феврале 1944 года перед строем офицеров расстрелян.